Искусствоведы сравнивают петербургского художника Платона Петрова с американскими минималистами и включают в число самых перспективных молодых живописцев. Его работы находятся в фонде Русского музея, экспонируются в галереях Москвы и Санкт-Петербурга. Платон известен своими квадратами, которые когда-то выбрал для описания окружающего мира. Но его квадраты — не безграничный космос Малевича в рамке. Это упакованное в коробку сознание современного человека.
— Вы побывали в Китае, в этом году прошла ваша персональная выставка «Персонификация. Китай». В одном интервью вы сказали, что у русских с китайцами много общего. Какую связь вы ощущали?
— Да, мы похожи, как, впрочем, и со всем остальным миром. Только у каждого народа внутри живёт какой-то свой зверь. Персонификация Китая — это дракон. Нас, россиян, персонифицирует медведь.
— Оба зверя довольно опасные.
— Можно и на остальные страны посмотреть так же и сделать выводы.
— Квадраты, которые вы рисуете, тоже сущность россиян и китайцев?
— Квадрат — это такая сущность современного человека вообще. Мы живём в коробочках. Квадратная комната, квадратное кресло, квадратное здание, бетонные небоскрёбы. Там мы сидим у квадратного компьютера. И постепенно наше сознание приобретает квадратные формы. Природа даёт полную свободу, в ней сознание парит. А бетонное архитектурное пространство сковывает, делает его квадратным.
— К чему, по-вашему, это оквадрачивание в итоге приведёт?
— Но оно уже привело, мы живём в таком мире, который есть. Меня всё, в принципе, устраивает. Квадрат — это комфортно. Человек, в коробочке живущий. Как символ можно взять спичечный коробок, где спички — это люди.
— Человеку разве не надо что-то делать со всем этим квадратным комфортом? Бороться со своим оквадрачиванием?
— Не надо ни с чем бороться, мне кажется. Человеку надо просто жить, развиваться, в этом его предназначение.
— Если квадрат — это такая зона комфорта, разве не нужно из неё выходить, чтобы развиваться?
— Почему, нет. Нужно получать информацию, информация развивает. Достаточно глядеть на различные предметы искусства, которые тебя наполняют.
— Мир быстро урбанизируется, как думаете, человечество и Земля в итоге станут квадратными?
— Если разобраться, мировые тенденции потребления не прочь и земной шар поместить в квадратную коробку. Круг Земли в квадрат удачно вписывается.
— Как думаете, часто ли ваши идеи понимают? Насколько человек должен быть к ним подготовлен?
— Безусловно, искусство которым я занимаюсь, интеллектуальное, искусство элиты. Я себя считаю думающим художником.
— А вообще обязан ли художник пытаться быть понятым? Он вообще кому-то чем-то обязан?
— Непонимание искусства — это тоже очень хорошо. Получается, что у человека возникает вопрос. Искусство без вопроса тоже не может существовать, и это очень важная тема. Ведь художник может что-то сказать, а может и спросить. Но идея вопроса тоже должна грамотно формулироваться. Должна быть идея, и она первоначальна в искусстве, мне кажется, художник должен её нести.
— В одном интервью музыкант Леонид Фёдоров говорил, что, несмотря на доступность информации, появившуюся с распространением интернета, наше общество не стало более образованным и культурным, как он ожидал. Получается, доступность информации ничего не решает, решает потребность в её получении? Разве эта потребность — не стремление выйти из квадрата?
— Доступность информации очень быстро перенасытила интернет-пространство. И не каждый хочет её воспринимать, не у каждого есть к ней интерес. Многие любят просто посмеяться, расслабиться. Жизнь имеет какой-то напряжённый ритм. И постоянно получать информацию, нагруженную смыслом, над которым надо ворочать мозгами, перегружать сервер, конечно, некомфортно, сложно.
— Но ведь и одну жвачку тоже невозможно постоянно жевать.
— Конечно. Те люди, с которыми я общаюсь — художники, искусствоведы, они эту информацию постоянно принимают, развивают себя. С ними интересно.
— Долго этот круг формировался?
— Изначально я рос в семье художников. И у родителей, бабушки и дедушки был уже свой круг. Потом я нашёл ещё людей, и он для меня ещё больше расширился. Я знаю много такой петербургско-московской интеллигенции, людей искусства.
— Вы не могли не стать художником.
— Какие-то переживания, изучение искусства натолкнули меня на мысль, что я делаю правильно. В академии (Институт живописи, скульптуры и архитектуры имени Ильи Репина — прим. ред.) я нашёл половинку чашки Малевича, который здесь преподавал, как и Матюшин. И для меня это был знак такой, что я всё правильно делаю. Петербург вообще магический город. В нём много судьбоносных знаков.
— Ваш питерский коллега Николай Копейкин считает, что профессиональное образование художнику только мешает. Что скажете на этот счёт?
— Я считаю, что у художника всё решает его судьба. На эту тему нельзя рубить с плеча, мне кажется. Любое образование развивает. Просто степень чего-то твоего внутреннего должна превалировать над «образовательным». Твой стержень, твоя позиция, твой характер. Тогда художник становится независимым от образования. Но учиться нужно. Художник постоянно учится. Любые знания хороши, лишь бы были впрок.
— Вы внук известного ленинградского художника Марка Петрова. Он входил в так называемый Арефьевский круг, неформальное объединение независимых ленинградских художников. Орден нищенствующих живописцев, который создали в 40-е послевоенные годы как альтернативу официальному советскому идеологическому искусству. Есть мнение, что тогда было проще быть независимым художником. Ведь существовала официальная идеология, относительно которой можно было стараться быть независимым. От чего сегодня не зависеть художнику, если не зависеть?
— Те художники не зависели от идеологии государства. В данном случае многие современные художники тоже не зависят от идеологии государства, только по-своему. Сейчас нет тех конкретных рамок, которые ставили в то время, они рухнули в 90-е. Я пока не вижу, чтоб их снова выстроили, разве что пытаются. Но мне кажется, что это уже невозможно. Россия стремится к миру общему, к миру планеты, к миру Европы. Петербург строился по принципу и в связи с европейскими традициями. Он к ней, к Европе, тяготеет. В 50-е и 60-е годы художники должны были изображать Ленина, создавать произведения на идеологические сюжеты. Некоторые этого избегали, уходили. Кто-то в ту же промграфику, иллюстрацию книжек, дизайн.
— То, что делали Пётр Павленский и Pussy Riot, как раз и было теми высказываниями против строящихся рамок?
— Это, мне кажется, такие высказывания для масс, они очень понятны. Месседж для любителей телевизора. И я его не отрицаю, он важен. Никакого бунта они всё равно не произвели. Я не уверен, что такое искусство способно поменять структуры, к которым оно обращено. Эти структуры недвижимы.
— Если ваши высказывания сложнее для понимания, они, ведь, ещё меньше бунта способны произвести?
— Мои квадраты — это простые высказывания, но за ними стоит своя философия. Я часто работаю совместно с художником Олегом Котельниковым. В живописи, которую мы делаем, много символизма. В ней зашифрованы политические события, сочинская Олимпиада, насмешки над разными сюжетами и их интерпретациями. Это новые интеллектуальные посылы, новый мир.
— Какое тогда искусство способно поменять нерушимые структуры?
— Искусство отражает стороны жизни и постепенно меняет мозги.
— Существует мнение, что спрос на низкокачественную информацию формирует предложение. И музыкальные радиостанции с телевидением всего лишь идут на поводу у интересов слушателей и зрителей. Я с этим не хочу соглашаться. Мне кажется, что если бы ТВ не способствовало деградации умов своим контентом, а действовало в противоположном направлении, то и общество рано или поздно изменилось бы, стало думающим и увлечённым. Разве нет?
— Я телевизор не смотрю, читаю сайты по искусству: The Art Newspaper, «Диалоги искусств», Colta.ru и многие другие. Но это же специфика, я обучен этим вещам. Мне кажется, только с рождения, с детства можно приобрести потребность в культурной информации, всегда находиться в процессе её поиска. Богатого человека иногда может начать интересовать нечто. Он всё получил и хочет себя как-то развивать. Денег становится мало для того, чтобы тебя уважали, и человек старается приобрести знания, впечатления от искусства, что-то интеллектуальное. Если у него есть деньги и время, он может себя развивать. Из таких, кстати, нередко получаются коллекционеры. Но по большей части у тех людей, которых родители не развивали с детства, с меньшей вероятностью появится мотивация впитывать. Прививка искусством должна делаться с детства, как прививка от оспы.
— Как вы считаете, можно ли называть художником художника, который не говорит в искусстве нового слова?
— У слова художник очень много толкований. Так что каждый понимает так, как предпочитает.
— Что вы ощущаете, когда ваши картины покупают, когда расстаётесь с ними?
— Я ощущаю, что картина приобрела владельца, который будет вести с ней диалог.
— Если художник пишет в стол, не выставляется, его не существует?
— Существует, но он находится в вакууме, делает маленькие локальные высказывания для себя. А я хочу большие делать. Дискутировать.
