Аргументы защиты — на 4 часа, 20 минут — на совещание и решение. Как в апелляции по делу Тебекина и Захарова защита билась за отмену обвинительного приговора

8 октября Московский областной суд оставил в силе обвинительный приговор по делу о растрате имущества завода «Энергомаша», но освободил Владимира Тебекина и Владимира Захарова от наказания, так как истёк срок давности по этому делу. Решение о солидарной конфискации 535 миллиона рублей суд сохранил. Захаров вышел из-под стражи в зале суда, Тебекин остался под стражей в рамках другого уголовного дела — по статье 210.1 Уголовного кодекса РФ.

Мог ли быть иной исход в этом деле? На что упирали в своих апелляционных жалобах адвокаты Владимира Тебекина? Почему по делу арестовано только имущество семьи Тебекиных, но имущество второго подсудимого не попало под арест? Почему администрация Белгорода решила, что, обладая 49 процентами акций завода, только она может претендовать на всю сумму компенсации за имущество «Энергомаша»? Почему часть свидетелей защиты не допросили, хотя среди них была даже вдова Героя России? Каким образом можно было наложить арест на имущество третьих лиц, если между Владимиром и Татьяной Тебекиной брак был заключён спустя несколько лет после истории, в которой Тебекин проходил обвиняемым? Вопросов много. И все они звучали во время пятичасового заседания суда 8 октября. Теперь об этом подробнее.

«Просим возобновить следствие»

Первая реплика защиты — ходатайство о возобновлении судебного следствия и приобщении к делу новых материалов. Адвокат напомнил, что в июне 2025 года специалист-лингвист провёл исследование с использованием техсредств: протоколы допросов Геннадия Бобрицкого и Владимира Захарова в деле оказались совпадающими на 96,6 процента. По словам защиты, эти бумаги ранее упоминались, но суд их по-настоящему не исследовал.

«Следователь просто скопировал показания, заменив фамилии. В нескольких местах Бобрицкий говорит о себе в третьем лице. Это не свидетельство — это монтаж», — выскажется позже по этому поводу один из адвокатов.

Судья уточнил: сейчас обсуждается только вопрос о возобновлении следствия ради приобщения документов — медицинских справок, заключения специалиста, ответов на адвокатские запросы и аудиозаписей? Адвокаты и стороны подтвердили это, после чего судебная коллегия на месте посовещалась и отказала в удовлетворении ходатайства. Суд перешёл к сути претензий защиты.

Адвокаты, представляющие в процессе интересы Владимира Тебекина

Про арест денег и имущества на 1,3 миллиарда рублей

По подсчётам адвоката, представлявшего интересы третьих лиц — жены и детей Владимира Тебекина, — несмотря на то, что Красногорский городской суд уже вынес приговор, под арестом остались деньги её доверителей — около 1,3 миллиарда рублей . В приговоре, подчёркивала защита, нет внятной мотивации, почему эти конкретные деньги связаны с инкриминируемыми событиями 2013–2014 годов. В резолютивной части приговора суд лишь признал право гражданского истца в лице администрации Белгорода на удовлетворение требований и передал вопрос о размере в гражданское судопроизводство — и этим же объяснил сохранение арестов.

Защита, ссылалась на нормы УПК, попыталась достучаться до судебной коллегии суда апелляционной инстанции (желание всех адвокатов защиты, чтобы их внимательно выслушали и изучили их доводы, во время этого суда чувствовалось всеми слушателями — прим. Ф.): обеспечительные меры допустимы только для исполнения приговора, а когда размер возмещения отложен в гражданский процесс, аресты на средства третьих лиц должны сниматься. Конфискации именно их имущества суд не назначал; следовательно, «обеспечивать нечего».

Прокурорская логика, напомнили адвокаты, строилась на формуле «деньги не имеют индивидуально-определимых признаков». «Но мы же не можем печатать на купюрах свои фотографии, — парировала защита. — Принадлежность подтверждается совокупностью обстоятельств и документов».

Отдельная претензия — 2 миллиона евро, найденные при обыске в квартире сына обвиняемого Михаила Тебекина. По словам защиты, происхождение денег документально подтверждено доходами 2022–2023 годов, счета открыты в эти же годы, и эти средства не имеют отношения к «Энергомашу». «Фактически приговор лишил человека права собственности „без суда и следствия”», — настаивали адвокаты, прося снять арест. При этом эти деньги изъяли только потому, что в момент ареста Владимир Тебекин случайно оказался в квартире у сына. Туда в ночь перед задержанием он приехал из-за обстрелов территории, где находился его собственный дом.

В промежуточных определениях Мособлсуда, напомнила сторона защиты, пределы арестованных сумм конкретизировались, а в итоговом приговоре арест фактически распространён «на всё, что есть на счетах», что увеличило «замороженную» сумму примерно на 70 миллионов рублей, и никого этот момент при вынесении приговора не смутил.

«Похитили у самих себя?». Спор о потерпевшем и логике ущерба

Следующий блок доводов защиты был связан с определением потерпевшего по делу. По приговору, потерпевшим признали муниципальное образование «Город Белгород» в лице её администрации. Суд исходил из того, что у мэрии было 49 процентов акций ЗАО «Энергомаш-БЗЭМ», при этом, что не поддаётся логике, ущерб ей причинён в размере 100-процентной стоимости «растраченного имущества предприятия».

Защита назвала это юридической подменой: акции не равноценны имуществу завода. Если следовать логике суда, отмечали адвокаты, то и владельцу оставшихся 51 процента (по материалам дела — Геннадию Бобрицкому и подсудимым Владимиру Тебекину и Владимиру Захарову — прим. Ф.) тоже «принадлежало всё имущество» , а значит, они «похитили у самих себя» . «Почему все имущественные права отданы одному акционеру и полностью проигнорированы права других — в приговоре не объяснено», — обратила внимание защита.

Адвокаты напомнили базовый принцип: у акционера нет вещных прав на активы общества, его интерес ограничен стоимостью пакета акций. Обнуление прав мэрии можно было бы доказывать установлением стоимости её пакета, но суд отказал в экспертизе, а свидетельские показания о нулевой стоимости акций и о банкротном состоянии предприятия к концу 2013 года, по словам защиты, в приговоре не отражены и не оценены, так же как и подготовленное по инициативе заключение специалистов, оценивших акции закредитованного «Энергомаша» в один условный рубль.

В подтверждение приводили переписку января 2014 года: администрации Белгорода предлагалось выкупить 49 тысяч акций за 1 рубль, но она отказалась это сделать. «Тогда покупать по этой номинальной цене не захотели, а сейчас заявляют ущерб в сотни миллионов рублей», — резюмировала защита.

Сроки давности по гражданскому иску

Гражданский иск о возмещении ущерба, по словам адвокатов, подан 8 июля 2025 года, а слушание по делу завершилось 10 июля — времени для полноценного обсуждения и подачи возражений не дали. При этом оспариваемые сделки датированы 1 и 30 июля 2014 года. Защита сослалась на предельный десятилетний срок исковой давности по 196-й статье Гражданского кодекса РФ: к 2025-му он уже истёк, и это само по себе — основание для отказа. Суд, утверждает защита, этот довод не оценил.

Девять доводов Владимира Тебекина

Владимир Тебекин и Владимир Захаров участвовали в заседании по видео-конференц-связи

Далее судейская коллегия предоставила слово Владимиру Тебекину.

— Уважаемая судебная коллегия! С приговором я не согласен — он незаконен и несправедлив. Инкриминируемых преступлений я не совершал. Суд первой инстанции не разобрался в обстоятельствах и не дал объективной оценки всем доказательствам. Он согласился с обвинением, очевидно сфабрикованным в отношении меня в интересах заинтересованных лиц. Изначально единственной целью было вынесение обвинительного приговора — что и произошло. Я глубоко разочарован таким подходом и надеюсь, что в апелляции суд сможет дать правильную оценку обстоятельствам и принять справедливое решение, за которое не будет стыдно.

В 2023 году я и моя семья подверглись организованной атаке, инициированной конкурентами в целях передела бизнес-активов в Белгородской области. Для инициаторов приемлем любой способ удерживать меня в тюрьме и оставить семью без средств: от однобокого «доказывания» до очевидного оговора Владимиром Захаровым. Обвинительное заключение прокуратура утвердила за одну ночь — для меня это показатель отсутствия реального прокурорского надзора и крах надежды, что на каком-то этапе незаконное преследование будет остановлено.

Когда дело поступило в Красногорский городской суд, я верил, что судья как юрист высшей квалификации не допустит ошибки, осознавая ответственность перед государством и гражданами. Но равнодушие к сомнениям и противоречиям развеяло эти иллюзии. Суд, по сути, дал понять, что от председательствующего ничего не зависит и происходит формальное «делопроизводство», результат которого подконтролен инициаторам моего преследования. Характерный пример — ограничение в сроках ознакомления с делом после провозглашения приговора на основании анонимного «рапорта» без подписи и даты, который суд безропотно принял.

Я понимаю, что апелляции сложнее разбираться в сжатые сроки, но верю: оценив доводы жалоб, вы восстановите справедливость, — обратился к судебной коллегии Тебекин.

Далее он привёл девять тезисов, которые мы приведём в сокращении.

1. Два взаимосвязанных дела разделили вопреки логике и праву

— Описанные в обоих обвинениях обстоятельства создают правовую неопределённость в части формы соучастия: по версии следствия, одни и те же лица, действуя длительно и в одном месте с единой целью, одновременно выступают и как организованная группа, и как преступное сообщество. Это абсурд.

Кроме того, период деяния по статье 210.1 УК РФ поглощает периоды, указанные в настоящем деле и в новом деле: выходит, что все вменённые эпизоды я мог совершить только как «лицо, наделённое высшим положением в преступной иерархии». Это очевидно нелепо и создаёт ложную преюдицию. Просьба: дать этому надлежащую оценку и вернуть дело прокурору. Защищаться по фактически одному делу, разделённому на разные стадии, невозможно — моё право на защиту нарушено, — обратился к суду Тебекин.

2. Суд неверно понял хозяйственные отношения и ошибся в квалификации

— Сделки от 1 июля 2014 года и от 30 июля 2014 года по имуществу ЗАО «Энергомаш (Белгород) — БЗЭМ» рассмотрены вне контекста всего комплекса финансово-хозяйственных связей, что привело к фундаментальной ошибке. Имущество было обеспечено инвестициями Геннадия Бобрицкого, его распределение не было безвозмездным. Имущество не скрывалось и использовалось по целям, определённым властями Белгородской области. Городскому округу «Город Белгород» вред не причинён: он лишь владелец 49 процентов акций, стоимость пакета была отрицательной, собственником имущества округ не являлся.

Установлено, что 2 июня 2014 года ЗАО «Энергомаш (Белгород) — БЗЭМ» приобрело у ООО «Индустрия» права требования к дочернему ЗАО «Энергомаш (Белгород)» на 853 миллиона рублей, обязавшись уплатить 661 миллиона рублей, и зачло это обязательство передачей имущества на ту же сумму. Суд посчитал, что это — растрата на 661 миллиона рублей (часть четвёртая статьи 160 УК РФ), исходя из самовольного вывода о «нулевой стоимости» требований из-за банкротства должника. Но оценка рыночной стоимости дебиторки требует специальных познаний — экспертизы не проводилось, а суд и следователь не компетентны давать такие оценки, — высказался подсудимый.

3. Защитные заключения специалистов необоснованно отвергнуты

— Суд отклонил несколько заключений экспертов… Ссылка суда на «внепроцессуальность» и «прерогативу суда» — формальна: собственных мотивированных выводов по затронутым вопросам суд не дал. Без должной оценки остались ключевые вопросы о стоимости акций до и после сделок, структуре перехода активов, экономической обоснованности затрат «Индустрии» (1,103 миллиарда) в рамках сделки и «Белэнергомаш — БЗЭМ» (618 миллионов) после её совершения, — заявил Тебекин.

4. «В приговоре отсутствует описание моих конкретных действий»

— Мне вменена растрата и последующая легализация [имущества], но ни в обвинении, ни в приговоре не указано, какие именно действия совершил я, есть лишь общие формулы: «осуществлял руководство», «координировал», «подбирал», «разрабатывал». Не указаны место, время, способ, цель и выгода. Непонятно, как «функции» распределялись между мной и Бобрицким. Если убрать из приговора упоминания обо мне, фактическое описание объективной стороны не изменится — мне ничего определённого не инкриминировано. Это нарушает презумпцию невиновности, — уверен подсудимый.

5. «Компания „ГЭМ (Инвест)“ — не подконтрольная нам структура»

— Мы добивались допроса руководителей и участников ООО «ГЭМ (Инвест)», но суд отказал. Между тем совокупность данных указывает: «ГЭМ (Инвест)» был подконтролен прежнему бенефициару «Энергомаша» Александру Степанову и его доверенному лицу Алексею Плещеву, — сказал Владимир Тебекин.

6. Назначение Геннадия Тарараксина суд описал вопреки документам

— Приговор утверждает, что Геннадия Тарараксина на должность назначили мы с Бобрицким, тогда как соглашение от июня 2013 года, изъятое у Владимира Захарова, прямо возлагает обязанность обеспечить назначение на Алексея Плещева (до 30.06.2013). Сами корпоративные соглашения, фиксирующие многомиллиардные затраты Бобрицкого на активы и роль Плещева и Степанова, в приговоре не проанализированы, — привёл ещё один аргумент выступающий.

7. Признаков легализации не установлено

— Суд вменил «легализацию» по последующим продажам имущества ООО «Индустрии» третьим лицам. Но легализация требует специальной цели — придания правомерного вида владению, пользованию или распоряжению — и действий по «внедрению» активов в легальный оборот для сокрытия происхождения. Приговор такую цель лишь заявляет, не мотивируя и не указывая фактов, её подтверждающих. Простое распоряжение имуществом без этой цели — не легализация, а оптимизация бизнеса Бобрицким, — считает подсудимый.

8. Администрация Белгорода необоснованно признана потерпевшим на 100 процентов

— У администрации было 49 процентов акций, у иных акционеров — 51 процент. Признание единственным потерпевшим администрации на всю сумму ущерба нелогично и безосновательно. Кроме того, последствия для акционеров носят косвенный характер и не образуют оснований для признания их потерпевшими или гражданскими истцами, — сказал Тебекин.

9. Грубое нарушение права на защиту: недопуск защитника к прениям

— 17 июня 2025 года вместо заболевшего защитника Константина Третьякова прибыл защитник Илья Стрелков. Он уведомил суд о вступлении и готовности выступать, предъявил ордер. Суд заявил: «Следствие завершено, ходатайства не заявляются». Ходатайство не обсудили, моё мнение не выяснили. Это грубейшее нарушение: Конституция и УПК гарантируют право иметь нескольких защитников и их участие в прениях с оценкой всех доказательств. Обеспечение права на защиту — обязанность государства и условие справедливого правосудия, — так закончил перечислять свои аргументы в прениях подсудимый.

«Обвинение не только необоснованно, но и глубоко несправедливо. Оно построено на неполных, однобоких и зачастую ошибочных интерпретациях, без достаточной доказательной базы, юридической состоятельности и внутренней логики. Описанных в приговоре действий я не совершал и к ним не причастен. Прошу принять справедливое решение и оправдать меня по непричастности», — закончил своё выступление Владимир Тебекин.

Экономика дела: «Акции по рублю — ущерб на миллиарды?»

Защита в лице адвоката Юрия Шевякова снова разложила хронологию сделок 2013–2014 годов и спорные оценки (ранее мы про них уже рассказывали — прим. Ф.) . Суд, по версии адвокатов, признал имущество предприятия «ущербом» для акционера-мэрии, хотя у акционера нет права на активы общества — только на стоимость пакета.

Ключевой упрёк: суд не ответил на базовые вопросы, без которых невозможна квалификация «растраты» и «ущерба»: какова была стоимость акций на дату спорных сделок? Как и почему она изменилась после? Каков был объём обязательств предприятия на соответствующие даты?

«Завод как система сосудов»: версия защиты о том, как рушился «Энергомаш»

Адвокат Юрий Шевяков начинает своё выступление в прениях с главного: реальность приговора не совпадает с тем, что исследовалось в суде.

«Читаешь — и кажется, будто мы были на разных процессах», — говорит он и переходит к длинной, но важной для контекста реконструкции.

Как был устроен «Энергомаш»: не одно юрлицо, а связанный контур

По версии защиты, белгородский «Энергомаш» на момент событий — это связка нескольких компаний, которые обеспечивали единый производственный цикл. Формально — разные юрлица, фактически — общий организм: движимое и недвижимое имущество, программы и контракты перетекали между площадками.

В эту систему, утверждает защита, занёс «кредитный ураган»: прежний собственник Александр Степанов набрал кредиты, в основном в Сбербанке, под залог имущества предприятия. Попытки «мирно разрулить» не сработали; Сбербанк инициировал взыскание, а сам Степанов, по словам защиты, дважды становился фигурантом дел о мошенничестве с кредитами.

«Социальная бомба»: зачем в историю ввязались власти и Бобрицкий

Завод — градообразующий: до 3 тысяч рабочих мест в 2013-2014 годах. Чиновники, по словам адвокатов, поднимали вопрос на уровне комиссии при правительстве области. Такую задачу им ставил прошлый губернатор Евгений Савченко. На уровне региона было принято решение: любым способом спасти предприятие и не допустить взрыва «социальной бомбы».

В дело заводят крупного белгородского бизнесмена Геннадия Бобрицкого: он, утверждает защита, выкупает у Сбербанка залоговую задолженность за 1,103 миллиарда рублей, получая права требования и часть имущества в обеспечение. Но более 800 миллиона рублей выкупленного долга ЗАО «Энергомаш (Белгород)» перед Бобрицким всё равно остаётся не закрытым. Параллельно урегулируются претензии кредиторов «потерпевшего» ЗАО «Энергомаш (Белгород) – БЗЭМ»: за 628 миллионов Бобрицкий выкупает права требования кредиторов на сумму более 1,8 миллиарда рублей.

Ключевой спор: зависимость компаний и «ноль» стоимости долга

Дальше — нерв процесса. В приговоре, напоминает защита, зафиксирован тезис: задолженность в 800 миллионов — “фантик”, поскольку одно из юрлиц («Энергомаш Белгород») якобы банкрот и не имеет активов, значит, долг «ничего не стоит».

Защита парирует: при такой взаимозависимости компаний стоимость долга нельзя объявлять нулевой без экономического анализа. Акции компании-банкрота принадлежали ЗАО «Энергомаш (Белгород) – БЗЭМ», что предполагало его субсидиарную ответственность перед кредиторами банкрота. Поэтому стоимость имущественных прав, которыми «Индустрия» рассчиталась за имущество, равнялось стоимости активов, которые она могла бы получить при субсидиарном взыскании.

Отсюда главный упрёк: без экономической экспертизы выводы о «похищении» через «неливквидную задолженность» висят в воздухе. «Мы просили экспертизу. Суд отказал, даже не объяснив — почему. А альтернативной методики расчёта ущерба в приговоре нет», — резюмирует адвокат Шевяков.

«Плюс в балансе — минус в жизни»: бумажный актив против реальности

Защита приводит бухгалтерскую картинку: на бумаге у «Энергомаша» — положительные балансы, но в активах лежат невзыскиваемые «векселя» и дебиторка на миллиарды.

«Должники — банкроты, взыскать нельзя; реальный баланс — минус 2,8 миллиарда рублей», — цитирует защита показания арбитражных управляющих и внутренних проверок. Вывод: предприятие было фактически банкротом ещё до спорных сделок, а значит, говорить о причинении ущерба в размере «полной стоимости имущества» администрации-акционеру — ошибка.

Откуда у мэрии Белгорода 49 процентов акций и куда они делись

Отдельный блок в выступлении защиты — 49 тысяч акций, оказавшиеся у администрации Белгорода. Это 49 процентов всего уставного капитала.

По документально подтверждённой версии защиты, в 2010 году акции временно передали администрации, чтобы та нашла инвестора и спасла завод. Позже появился договор с опционом: через 1–2 года вернуть пакет структурам Степанова.

Затем муниципальное предприятие, на котором числились акции, ликвидировали, и пакет ушёл в казну города. Структуры Степанова пытались вернуть контроль через суд, но проигрывали. Далее была эмиссия, размывшая долю мэрии «с 49 процентов до долей процента» (в прениях называлась величина порядка 0,049 процента). Но и эти действия Степанова администрация оспорила в суде, окончательно закрепив за собой право собственности на акции.

Адвокат Шевяков не стал подбирать слова, чтобы оценить произошедшее: «Сегодня это назвали бы рейдерством. Тогда — просто “управленческое решение”».

Он подчёркивает: этот пласт отношений между администрацией и прежними владельцами суд в приговоре не раскрыл, хотя от него зависит ответ на ключевой вопрос: какие права действительно имела администрация и что именно могло быть ей причинено.

«Приговор легко обошёл неудобные факты. Но реальная экономика упряма: если активы бумажные, то и „ущерб” не может считаться из воздуха», — завершает своё выступление адвокат.

«Спаситель на белом коне». Как защита объясняет роль Бобрицкого и почему «хищение» не складывается

По словам адвоката, администрация Белгорода пришла в апелляцию «с кристально честными глазами» и заявляет себя потерпевшей, хотя, по версии защиты, именно при её участии и с её одобрения в 2013–2016 годах строилась схема спасения градообразующего актива.

«Нечестно по отношению к тем, кто действительно сохранил завод», — говорит адвокат и напоминает всем о роли в процессе Геннадия Бобрицкого, который позже скрылся от следствия.

Миссия кредитора-спасателя

По материалам дела, повторяет защита, Бобрицкий выкупил у Сбербанка залоговую задолженность порядка 1,103 миллиардов рублей, вошёл в реестр кредиторов и начал «собирать» актив в одних руках, чтобы не допустить распродажи по частям.

Дальше — странная, на первый взгляд, математика: общий «вброс» денег Бобрицкого, по подсчётам защиты, — 1,103 миллиарда рублей + 628 миллиона рублей (выкуп прав требований иных кредиторов) = около 1,721 миллиарда рублей. «Растраченное» имущество — порядка 660 миллионов рублей, но выходит, что Бобрицкий вложил в спасение «Энергомаша» кратно больше, чем получил активов.

Отсюда ключевой тезис защиты: при такой экономике говорить о «хищении» — натяжка. Даже если убрать всю цепочку купли-продажи и идти «чисто по банкротству», Бобрицкий, будучи единственным кредитором, всё равно получил бы то же имущество по результатам процедуры — и всё равно остался бы с неудовлетворённым хвостом требований.

«Почему не дождались банкротства?»

Ответ защиты: потому что завод — градообразующий, времени «ждать два года» не было; нужно было сохранить производство, платить зарплаты, налоги.

Вдобавок — «субъективный фактор»: роль Владимира Захарова. Его в зале называют «руководителем проекта» оздоровления, человеком, который «собирал юридические проводки». По версии защиты, именно Захаров предлагал ускоренный (вне чистой банкротной линии) сценарий передачи контроля.

«Администрация как потерпевшая? Вы знали всё и аплодировали»

Адвокат вновь обращает внимание судебной коллегии на странную роль администрации Белгорода: с 2010 года она получила 49 процентов акций (вначале — «в управление», с последующим опционом на возврат структурам прежнего собственника — прим. Ф.), позже доля «размывалась», пакет оказался в казне. Все эти годы, утверждает защита, администрация наблюдала, принимала отчёты, приходила на мероприятия и… аплодировала: «Как можно девять лет не замечать, что у вас из-под носа ушло владение крупнейшим предприятием региона?».

Сейчас же мэрия заявляет «миллиардные» требования как потерпевшая, хотя, по логике защиты, в те годы одобряла роль Бобрицкого как «спасателя» и не возражала против выбранного механизма спасения завода.

«Одних явившихся свидетелей не пустили, а ещё одного — не дождались»

Защита жалуется: в первой инстанции суд не дал допросить группу свидетелей — учредителей и директоров компаний; в апелляции ходатайства снова не удовлетворили. «Каждый из них мог бы минимум подтвердить, что Тебекин и Захаров не управляли ГЭМ «Инвест», — утверждает адвокат.

Защитник также напомнил, что ключевой свидетель — экс-вице-губернатор Олег Абрамов, чей допрос не завершили, и кого судья обязал явиться в суд, так и не приехал в Подмосковье. Более того мер для его привода никто не предпринял. «Ни следствие, ни апелляция не сочли нужным разобраться, почему показания [Олега Абрамова] так и не были даны полностью», — отметил защитник.

«Специалистов не услышали, экспертизу не оценили»

Защита вновь возвращается к теме непринятых заключений специалистов. Суд Красногорска отказался приобщить один из отчётов о стоимости акций, заявив, что он «не имеет значения для дела».

Другие заключения приобщил, но в приговоре ограничился фразой «не мотивированы», не приведя ни одной альтернативной оценки. Адвокаты подчёркивают: специалисты прямо указывали, что стоимость пакета акций фактически равнялась одному рублю, а значит, «никакой реальной материальной ценности, которая могла обусловить ущерб администрации, не существовало».

«Почему арест сняли с чужих, но не с семьи Тебекина?»

Адвокаты называют «странной избирательностью» подход суда к аресту имущества: «С семьи Бобрицкого арест сняли, с семьи Тебекина — нет. Имущество Захарова суд и вовсе арестовывать отказался. Реальные инициаторы сделки избежали любых ограничений», — обращает внимание защита.

«Главного подписанта не существовало»

Ещё один аргумент — экспертиза подписи директора предприятия Геннадия Тарараксина. Эксперты установили: документ, ставший основой обвинения, он не подписывал.

«Кто подписал договор от его имени — неизвестно. Но суд проигнорировал вывод эксперта, хотя это идеальное доказательство: подпись поддельна — значит, нет специального субъекта преступления, нет состава [дела о растрате]», — вновь защита обратила внимание на это обстоятельство.

«Суд поверил одному, игнорируя другого»

Почему суд принял показания Захарова и проигнорировал Тебекина — вопрос, который защита называла риторическим. «У Тебекина нет отрицательных характеристик, он благотворитель, помогает семьям погибших военнослужащих, строит храмы, поддерживает спорт. А Захаров — человек с сомнительной репутацией и неоднозначным прошлым. И всё же суд поверил именно ему», — заключил адвокат.

«Процесс против логики»

В заключительном обращении к суду адвокаты попросили отменить приговор Красногорского суда и вынести новый оправдательный, либо вернуть дело на пересмотр:

«Этот приговор — противоречив, противоречит и закону, и здравому смыслу. Ни один пункт обвинения не подтверждён надлежащими доказательствами. Владимир Михайлович не совершал преступления», — заявили представители защиты.

Позиция прокурора: приговор законен, но «освободить по срокам»

Речь гособвинителя была краткой:

«Доказательства стороны обвинения получили надлежащую оценку. Существенных нарушений нет. Прошу оставить приговор без изменения, апелляционные жалобы — без удовлетворения. Освободить Тебекина и Захарова от наказания в связи с истечением сроков давности».

Последние слова подсудимых

Владимир Захаров в своём последнем слове был лаконичным: «Моя позиция не изменилась. Прошу учесть доводы защиты и освободить меня от наказания».

Тебекин попросил время для консультации с адвокатами. Суд объявил 20–30-минутный перерыв, после которого своё последнее слово произнёс Владимир Тебекин. Он говорил взволнованно и местами сбивчиво, но мысль держал одна: его уголовная история — «не про завод, а про чью-то волю».

«Все это моё преследование, — начал он, — результат чьих-то особых действий. Была мотивация у одного человека, и под эту мотивацию собрали факты». Одна из упомянутых Тебекиным фамилий — бывший бизнес-партнёр его семьи Михаил Несветайло (ранее его имя он уже упоминал, а мы приводили здесь реплику самого Несветайло по этому поводу — прим. Ф.) .

Тебекин также подчеркнул, что все обвинения в его адрес основаны на показаниях Захарова — «человека, зависимого от Несветайло и заинтересованного в смягчении приговора». «Он не сообщил ни одного конкретного факта, изобличающего меня, — утверждает Тебекин. — Его слова менялись по мере того, как следствие переписывалo обвинение».

Подсудимый возвращался к 2013–2016 годам, к фигуре Геннадия Бобрицкого: «Человек платил реальные деньги — миллиарды, — чтобы спасти завод. И вдруг это превращают в хищение. Как так?». По словам Тебекина, «схема» никогда не обсуждалась с ним — он не был бенефициаром и не управлял сделками: «Я не давал указаний, я ничего не согласовывал. Меня сделали символом чужих решений».

Дальше — личное. «Мою семью втянули. Были обыски, аресты счетов, имущества». Он утверждал, что его благотворительные проекты и связи использовали, чтобы создать «легенду влияния»: «То, чем я горжусь — помощь людям, армии, семьям погибших военным, спорт, — повернули против меня».

Тебекин возвращался к процессу: «Следствие выдергивало из контекста слова. Показания тех, кого вы назвали ключевыми, копировали друг у друга (речь про уже упомянутые ранее показания Захарова и Бобрицкого — прим. Ф.), а мои — игнорировали. Экспертизы, документы — суд не услышал ничего».

Эмоции прорывались: «Я не виновен. Я прошу не только освободить по срокам — я прошу услышать. Мне нужна не милость, а справедливость. Либо оправдание, либо новое рассмотрение, где оценят все доказательства». К финалу речи он добавил: «Я молчал долго. Но у меня ещё есть, что сказать. И вы это ещё услышите».

Судья прервал: «Приговора у нас пока нет. Вы просите — отменить и оправдать?». Тебекин ответил: «Да. Оправдать, либо вернуть на новое рассмотрение».

Судебная коллегия удалилась в совещательную комнату.

Решение суда

Когда судебная коллегия вернулась из совещательной комнаты, зал притих. Председательствующий начал зачитывать решение ровным голосом, почти без пауз — как того требует процедура.

«Руководствуясь статьями 389.20, 389.28 и 389.33 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, судебная коллегия постановила: приговор Красногорского городского суда Московской области в отношении Владимира Тебекина и Владимира Захарова оставить без изменения, апелляционные жалобы осуждённых и их адвокатов — без удовлетворения».

Дальше последовала фраза, к которой в зале все, по сути, и готовились ещё с прошлого заседания:

«На основании пункта 3 части 1 статьи 83 Уголовного кодекса Российской Федерации освободить Тебекина Владимира Михайловича и Захарова Владимира Борисовича от назначенного наказания в связи с истечением сроков давности уголовного преследования».

Приговор суда первой инстанции, по сути, признали законным, но исполнению он не подлежит, потому что истекли сроки уголовного преследования.

Тебекин остался осуждённым, но без колонии. Его штраф в 900 тысяч рублей и наказание в виде пяти лет и девяти месяцев лишения свободы считаются не подлежащими исполнению. Аналогично — и по Захарову: четыре года и семь месяцев колонии и штраф в 600 тысяч рублей аннулированы по срокам.

Решение о солидарной конфискации 535 миллиона рублей в пользу государства судьи оставили в силе. Владимира Захарова освободили из-под стражи в зале суда. А вот Тебекина из-под конвоя не вывели. Суд напомнил: он остаётся фигурантом другого уголовного дела — по статье 210.1 УК РФ «Занятие высшего положения в преступной иерархии».

Скриншот карточки с сайта Московского областного суда с результатами рассмотрения дела в апелляции

При этом, что пока не очень понятно: на сайте суда в карточке дела указано, что судейская коллегия изменила обвинительный приговор, и основанием для этого стало «неправильное применение уголовного закона» . Из озвученной резолютивной части приговора пока нельзя сделать вывод о том, что именно подразумевается под этим самым неверным применением уголовного закона.

***

Юрий Шевяков

Как пояснил «Фонарю» защитник Тебекина Юрий Шевяков, защита будет оспаривать решение суда в кассации.

— Суд апелляционной инстанции не дал оценки множеству представленных нами доказательств. Мы считаем приговор незаконным и намерены добиваться полного оправдания, — обозначил дальнейшую позицию защиты Юрий Шевяков.