На контрольно-пропускном пункте в Логачёвке в конце прошлой недели скопилось большое количество человек. Они бежали из Купянска, Изюма, посёлка Двуречная, Красного Лимана, Казачьей Лопани и других населённых пунктов Харьковской области. Людей пугали снова начавшиеся обстрелы и слухи о том, что ВСУ будут проводить «чистки» и искать коллаборантов, которые сотрудничали с Россией. Многие уже успели получить российские паспорта, устроиться в российские школы, администрации и другие предприятия.
Из-за этого на границе возле валуйского села Логачёвка, по подсчётам волонтёров, собралось около 400–500 машин, а людей — ещё больше. Многие бежали из городов пешком.
Люди стояли в очередях по несколько суток, у многих закончились продукты и вода, а на территории Украины не было мобильных пунктов питания. Водой и продуктами беженцам на границе помогали волонтёры организации «Десятый круг». Там же они сняли видео с многокилометровой очередью, которое стало вирусным в сети. После него на проблему отреагировал губернатор Белгородской области Вячеслав Гладков и другие СМИ.
В воскресенье, 11 сентября, мы вместе с волонтёрами «Десятого круга» решаем снова выехать к контрольно-пропускному пункту в Логачёвку и узнать, решилась ли проблема с очередями на границе и водой и едой для беженцев. Несколько машин волонтёры наполнили пряниками, хлебом, яйцами, гречкой, макаронами и другими продуктами, а со стороны Воронежа к Валуйкам уже ехала полевая кухня, которую благотворительная организация нашла за один день.
«Люди оказались в ловушке без еды и воды»
На месте Юлия Н. и другие волонтёры готовятся к тому, что ситуация повторится, как в прошлую пятницу.
— Часов пять или шесть мы просто раздавали еду и воду, не поднимая головы. Ближе к вечеру люди начали расходиться, а мы — раздавать чай и кофе. Часов в 23:00 люди начали просить лапшу, суп, еду, а мы уже домой хотели, спать, но людей не бросишь. Начали собираться в 23:00, а уехали в итоге в час ночи, — вспоминает Юлия, сидя за рулём автомобиля. — Люди аж плакали. Просто кофе им даёшь, а они подходят и говоря: «Сколько стоит?». Я им говорю: «Можете просто „спасибо“ сказать, и этого будет достаточно». Они: «В смысле?». Ну как: мы приехали бесплатно помочь, — и тут у них начинают слёзы градом катиться. Они стоят, плачут и не верят: «А разве так можно?».
Если вы хотите помочь волонтёрам, помогающим украинским беженцам в Белгороде, сделать это можно здесь, в их чате в телеграме.
Пока мы едем в сторону Валуек, практически на каждом повороте нам встречаются военные в касках наперевес с автоматами. Попарно они стоят практически на каждом повороте и кольцах, а по дороге едет военная техника. В это время Юлия продолжает рассказывать о вынужденных переселенцах из Украины, которым пришлось простоять в километровой очереди, чтобы въехать в Россию.
— Мы отреагировали на эту ситуацию, потому что я начала видеть в нашей группе сообщения, например: «Мои родители на границе в Логачёвке, как их можно забрать? А куда их везти?». Для меня стало звоночком, что в течение дня было несколько таких сообщений подряд. Я поняла, что там идёт приток людей. Мы объединились с ещё двумя группами волонтёров — «Зелёный коридор» и «Сила посылки» — и поехали туда. Мы увидели, что люди так стоят по двое суток. Причём вопрос не только в том, что они там стоят, но ещё и в том, что они выезжали экстренно. Кто-то конечно смог собраться, нагрузить себе багажник, но кто-то собрался за 10–15 минут, сел и выехал, особо ничего не успел взять с собой. Кроме того, люди рассчитывали на то, что нет такой очереди, и они достаточно быстро пройдут, поэтому запасов продуктов и воды тоже, в основном, ни у кого нет. Пока ты там одни сутки простоял, просто закончилось всё. А что дальше делать? Назад возвращаться уже некуда. Не проедешь ни назад, ни вперёд, поэтому люди оказались в ловушке, — объясняет волонтёр.
«Вы говорили, что „Россия здесь навсегда“»
— Там [на территориях, занятых Россией] начались обстрелы. Люди все попрятались по погребам. Выехать смогли только те, кто вовремя отреагировал. Не было никакого призыва эвакуироваться, не было централизованной эвакуации — ничего. Сейчас все мосты повзрывали, и люди уже никуда не уедут. Я спрашиваю у людей: куда вы едете? Они на меня смотрят и говорят: «В Россию». То есть, у них даже нет конкретного понимания, куда и к кому они едут.
Как это вышло? Вы говорили людям, что «Россия здесь навсегда», люди вам поверили, получили паспорта, пошли работать в российские школы, администрации, начали налаживать мирную жизнь, а вы просто взяли и вышли. Ну как так можно? — удивляется Юлия.
Больше всего, по словам волонтёров, повезло людям, которые уехали на своих машинах. Беженцы, застрявшие в пешеходной очереди, не могли даже выйти, чтобы получить гуманитарную помощь от волонтёров, потому что боялись потерять своё место.
— Все, кто сидит в машинах, могут хотя бы включить печку, отопление, а есть ещё люди, которые идут пешком и точно так же стоят с маленькими детьми и вещами на улице. Ночью мы просто брали коробку, ставили туда стаканчики, наливали чай, кофе и несли им. Там было около 200 человек, и мы 4–5 таких коробок отнесли им. Маленькие дети просто спали в кустах и траве. Когда мы подходили к людям и говорили им: «Приходите», они отвечали: «Мы очередь пропустим свою, мы не можем отойти». Пока ты стоишь в толпе, ты туда уже просто не просочишься, потеряешь очередь и всё, — продолжает Юля.
Подъезжая к пункту пропуска в Логачёвке, мы понимаем, что после огласки и внимания губернатора к проблеме, она решилась гораздо быстрее. Там, где несколько дней назад ещё не было ничего, недалеко от самой таможни уже поставили столы с тарелками с едой и чаем для беженцев, установили несколько больших навесных палаток и организовали полевую кухню.
На место приехали сотрудники МЧС, доехали волонтёры «Народного Фронта», «Молодой Гвардии» и «Единой России». Флаги с эмблемами партии и других организаций вместе с флагом России теперь развеваются над импровизированным небольшим лагерем. Волонтёры из Алексеевки готовили полевую кашу с картошкой и тушёнкой и разливали пришедшим чай: несколько женщин как раз склонились над большим чаном, нарезая картошку.
— Сколько там машин стоит на границе? — спрашивает Юлия, подойдя к одному из сотрудников МЧС.
— Немного. Машин 40 всего, — отзывается он.
Пока волонтёры «Десятого круга» разбираются с привезёнными запасами, Юлия решает лично проверить, сколько на самом деле машин стоит на российско-украинской границе. От пункта пропуска по направлению к нам в это время идут несколько семей. Заметно, что люди собирались в спешке. Первая — пожилые мужчина с женщиной в почти домашней одежде с двумя небольшими пакетами вещей. Женщина одной рукой держит за ручку пакет с вещами, а второй — несёт пару стареньких кроссовок, держа их за шнурки.
Сразу за ней идёт мужчина с женщиной и двумя детьми с несколькими сумками и наспех перемотанной скотчем коробкой из-под телевизора, которую мужчина держит перед собой, обнимая двумя руками. Обе эти семьи пришли сюда пешком. Как рассказала Юлия, это обычное дело. Кто-то подвёз их до границы, а дальше они дошли сами.
Пока мы идём дальше, Юлия указывает на стоянку, где нет ни одной машины, хотя ещё несколько дней назад всё было переполнено.
— Здесь стояли таксисты и предлагали довезти людей до Белгорода за 14 тысяч рублей. У кого-то были такие деньги, у кого-то нет, кто-то, может, последние насобирал и отдал, — объясняет Юлия. — Мы привезли большой автобус на 53 места, который нам специально выделил «Газпром», чтобы отвезти людей в пункт временного размещения. Таксисты сразу начали людям говорить, что с них денег возьмут, чтобы они не садились к нам, в итоге туда вошло 13 человек, и они его отправили в ПВР. Автобус успел тронуться, но мы его вернули, полностью заполнили, и он поехал на АСК «Вираж», — рассказывает волонтёр.
Видимо, проблема с таксистами тоже решилась после видео волонтёров и публичной огласки. В воскресенье, 11 сентября, не было ни одного желающего отвезти украинских жителей в Белгород за почти прожиточный минимум россиянина.
«У родственников пятеро детей голодные сидят»
Дойдя до контрольного пункта, Юлия сообщает сотруднику пограничной службы, что мы волонтёры и хотим пройти на украинскую часть границы, чтобы посмотреть, сколько сейчас людей стоит в очереди.
— Хорошо, ждите здесь. И за забор отойдите пока, — отвечает молодой пограничник.
Он заходит в небольшое помещение, видимо, собираюсь позвонить кому-то, чтобы уточнить, можно ли нас пропустить на противоположную сторону. Пока мы ждём разрешения на вход, из пункта пропуска продолжают выезжать машины и пешком стекаться люди с территории Украины.
До меня долетает разговор супружеской пары и женщины, нервно теребящей обрывок бумажки в руках.
— Ни памперсов, ни бутылочки, ни куртки, вот так как стояли (в очереди) и всё, — говорит женщина с младенцев на руках, завёрнутым в простыню. Потом они с мужем переходят на украинский, и понять, о чём продолжается разговор, становится сложнее.
— А я своих найти не могу, — отвечает им по-русски женщина с листком в руке.
— Кого вы ищите? — обращаюсь к женщине.
— Брата мужа с семьёй. Мы вчера переехали таможню, а они там остались, сегодня должны были пересечь таможню на машине. Интернета у меня нет, связи нет, дозвониться до них не могу. У них пятеро детей. Мы схватились, вещи потеряли. Не знаю, как они стояли, — дети голодные сидят, со вчерашнего дня не кушали. Я хотела узнать, не пересекали ли они границу. Вот, мне дали номер, сказали, что это горячая линия таможни, и я могу узнать там, где они, — женщина разворачивает смятую бумажку с набором нескольких цифр и показывает мне. — А у вас нет такой информации, проезжали они или нет? Можно это как-то узнать? — обращается уже ко мне она с вопросом.
Я отрицательно качаю головой.
— Волонтёры, три человека, проходите. Только сначала паспорта покажите, — отрывает меня от разговора громкий голос пограничника.
Мы уходим, а одинокая женщина с листком в руке так и остаётся ждать своих родственников.
«Нам сказали, что нас там постреляют, если останемся»
На фоне потока людей, идущих в сторону России, в глаза сразу бросается небольшая группа людей, направляющихся в обратную сторону, в Украину, с сумками и пакетами вещей.
— А куда идут эти люди? — спрашиваю я у Юлии.
— Это Украина, они возвращаются домой, — говорит волонтёр.
Позже, стоя вместе с этими людьми на контрольно-пропускном пункте в очереди, я спрашиваю у них, действительно ли они возвращаются в Украину.
— Нет, мы туда в Россию, — указывает рукой назад женщина средних лет. — Мы с той стороны (из Украины) приехали. Мы вообще из Луганска, в Двуречной четыре месяца пожили всего, паспорта российские оформляли, должны были получить вот-вот. А теперь нам сказали, что нас там постреляют, если мы останемся, — рассказывает женщина.
— Это власти рассказали вам, что такое случится? — уточняю я.
— Ну, есть информация такая, они [ВСУ] же уже заходят, — нехотя отвечает женщина.
— Нас ФСБшники вывезли через поле, — добавляет её сын. — Теперь они сказали, что нам всё равно нужно зарегистрироваться здесь.
Люди в очереди начинают суетиться.
— Мне нужен листок, — доносится из толпы мужской голос.
— Дайте ручку, — добавляется к нему ещё один.
— Вот моё заявление, — нетерпеливо подаёт заполненный листок с регистрацией третий человек в окошко сотруднице таможни.
— Вы не написали фамилию и имя, — отвечает ему женщина, отдавая листок обратно, и переводит внимание на меня с Юлией и Антоном: «Вы кто?» — спрашивает нас сотрудница паспортного контроля.
— Мы волонтёры, — отвечает наша сопровождающая.
— Волонтёры, а чего вы сегодня приехали? Раньше надо было, три дня назад, — удивлённо отвечает женщина.
— Мы были здесь позавчера, — парирует Юлия.
Через пару минут я уже протягиваю паспорт женщине и пересекаю границу России с Украиной вместе с Антоном и Юлией. За нами остаются большие очереди из людей, которые хотят попасть из Украины в Россию.
«Мы уехали под страхом бомбёжки»
Перед нами — очереди из машин, заполненных людьми и вещами. В одной из них, прямо передо мной, сидит шесть человек с сумками и другими пожитками на руках.
— Вы сколько стоите? — обращается Юлия к мужчинам в очереди на регистрацию, стоящим возле машин.
— Час где-то. Это ещё недолго, — отвечает один.
— А машин там сколько? Много? — уточняет Юлия.
— В общей сложности 40 где-то, — добавляет другой мужчина.
Мы идём дальше. Процедура демонстрации документов военным и пограничникам повторяется несколько раз, иногда сопровождаясь вопросом: «Вы что, россияне?». В последний раз мы показываем свои паспорта военным в масках и заходим на официальную территорию Украины. За шлагбаумом, где раньше была километровая очередь, действительно сейчас стоит всего 40 машин, выстроенных в две колонны. Теперь очередь не доходит даже до поворота. Вдали виднеется большой каменный указатель с надписью «Харькiвская область», указывающий на то, что мы действительно находимся на территории Украины.
Юлия обращается к одному из водителей в очереди, опирающемуся на дверь ярко-жёлтой машины.
— Откуда вы? Давно стоите? — спрашивает она.
— Недолго, час всего где-то. Вчера хуже было. Вообще ужас, был очень большой поток. Сегодня это уже так [не сильно много]. Те, кто хотел выехать, выехали в эти несколько дней, остальные уже не выедут. Там мосты повзрывали, остальные просто выехать не могут. Сейчас осталось только одно направление — через Двуречное — либо через поля или Волчанск. Сам я из Красного Лимана, — говорит мужчина. — У меня тут пассажиры ещё, они хотят на беженство подаваться. Может, посоветуете им что-то, — говорит он, указывая на машину, в которой сидит мужчина с женщиной и ребёнком девяти лет. — Таня, иди сюда, тут волонтёры, — обращается он к женщине.
— Скажите, как нам получить беженство? Я забыла свои документы об образовании, — обращается Татьяна к Юлии.
— Значит, будут восстанавливать. Тогда можете сразу подаваться на российское гражданство, — инструктирует волонтёр женщину.
После небольшой консультации от Юлии Татьяна рассказывает, почему они уезжают из Украины, и что планируют делать дальше.
— Мы с мужем и ребёнком в Купянске жили, потом приехали к родителям в Двуречную и выехали оттуда позавчера. Туда мы больше не вернёмся. Теперь только в Россию. Из Двуречной мы выехали позавчера, были там у родителей. Вещей у нас минимум, который успели взять с собой, собрались мы за полчаса. Деньги мы забыли, но взяли все документы. Я ребёнка собрать успела, а сама вот в домашних тапочках поехала, — стеснительно указывает женщина на своих ноги в домашней обуви. — У нас есть родственники в Белгороде, но связи с ними никакой нет. Мы настроены, что поедем куда-то дальше, не планируем оставаться здесь. Как сейчас там [в Украине] не знаю, связи нет вообще, — продолжает женщина — Мы уехали под страхом бомбёжки, потому что Купянск начали бомбить и Двуречную тоже, непонятно, что дальше будет. С февраля люди без работы сидели, муж только работать начал, только сотрудничать начали с Россией, и тут такое. А они сказали, кто сотрудничает ... — резко замолкает женщина.
— По Купянску ходят слухи, что ВСУ приходят в дом, спрашивают: «Воевать идёшь?». Если [говоришь] «нет» — значит получи пулю в лоб, — уверенно говорит водитель жёлтой машины.
— А как в России со школами? Я смогу ребёнка устроить? У нас нет школьных принадлежностей. Главное, чтобы можно было ребёнка в школу устроить, — говорит Татьяна.
Юлия поторапливает нас: если проблем с беженцами в очереди нет, значит, нам нужно возвращаться.
Когда я оборачиваюсь назад, то вижу двух женщин с небольшими рюкзачками, идущими в сторону Украины, подальше от границы с Россией. Они весело переговариваются между собой, но о чём я уже не слышу и не успеваю их догнать. Видимо, кто-то действительно возвращается домой.
Мы снова возвращаемся к пункту пропуска. Там опять показываем паспорта и узнаём от пограничника, как удалось так быстро устранить большую очередь из людей на границе.
— Так ночью большую колонну пропустили через пункт, в Уразово, и там их оформляли уже, — объясняет мужчина.
Обратно мы идём уже другим путём через пешую очередь с людьми. Один из пограничников быстро проводит нас через неё к синей палатке. Там нас снова регистрируют и проверяют паспорта.
— А где здесь можно попить кофе? — спрашивает кто-то из толпы возле палатки.
— Кто последний в очереди? — доносится ещё один голос.
— Позовите следующего, — просит пограничник из палатки, — и люди в очереди начинают суетиться.
«Мы в один момент остались без поддержки»
Когда мы возвращаемся в импровизированный лагерь, нам почти по секрету говорят, что скоро должен приехать губернатор. После этого приезжает большая фура с продуктами, которую начинают сразу же разгружать. Чем скорее должен прибыть губернатор, тем активнее перевешиваются и устанавливаются флаги, разгружаются машины с продуктами и появляется всё больше людей в фирменных толстовках и кепках.
Несколько волонтёров в это время патрулируют зону возле пограничного пункта, подходя к вынужденным переселенцам и сообщая, что они могут поесть в этом лагере или выпить чаю. В это время как раз приходит большая группа людей. Они заполняют весь длинный стол, едят кашу и пьют чай, переговариваясь о погоде и бытовых проблемах. О том, что теперь делать и куда ехать, люди стараются не говорить.
В это время я подхожу к женщине с мужчиной, которые сидят вдали от шумного стола с людьми на скамейке возле умывальника. Оба молчат. Мужчина словно застыл, прикрывая рукой глаза в страдальческом жесте.
— Я из Ольшанского района, — говорит женщина, представившаяся Еленой. — Муж привёз сюда, и теперь мы ждём родственников, чтобы они забрали нас к себе на неопределённое время. У меня там мама лежачая осталась, сестра. Мы хотим потихоньку всех перевезти, но мы уезжаем только на время, мы вернёмся домой. У нас там вся жизнь: работа, дом, семья. Поэтому мы боимся сниматься, — косится на фотографа женщина. — Мы вчера в панике собирались, что было, натянули на себя и уехали. Ничего хорошего в этом нет. Вроде бы всё было хорошо: и работа появилась, все люди радовались, жили, воспряли духом, поверили, а теперь мы в один момент резко остались без поддержки. Разве так можно? Эти начали бомбить, разбивать. Нам можно посочувствовать со стороны, но нужно прочувствовать это на своей шкуре. Когда это касается тебя самого, это другое дело, очень тяжело, — вытирает выступившие слёзы женщина.
— Говорят, у кого-то дом разбили, кто-то бежит от того, чтобы не разбили, чтобы остаться живым. Говорят, там где зашли украинские военные, молодых парней вытаскивают и расстреливают за то, что не пошли защищать Украину. Поэтому все молодые парни уехали, а воевать они не хотят, потому что мы все свои. Мы привыкли к тому, что мы все жили в дружбе, а сейчас вообще не понимаем, что происходит, что у нас творится. Здесь всё хорошо: нас накормили, напоили, но нет ничего хорошего в том, что нам приходится уходить из дому, — качает головой женщина.
Возвращаясь к столу с едой, я вижу женщину, усаживающую сразу троих детей за него.
— Это у вас пятеро детей? — обращается к женщине Юлия.
— Да, у меня, — удивлённо отвечает многодетная мама.
— Значит, сестра вас дождалась, — улыбается Юлия.
— Да, дождалась, — улыбается в ответ женщина — Мы приехали и сначала не поняли, где они, но потом нашлись. Мы тоже под обстрелами выезжали: все стреляют, ничего непонятно. Сами мы вообще из Донецкой области, в Купянск недавно приехали. Пока не знаем даже, куда едем. В Россию. А дальше? Родственников и знакомых здесь нет, — говорит женщина.
Пока все дожидаются губернатора, я невольно слышу разговор двух волонтёров между собой.
— Какие бои были, сколько там ребят положили! — восклицает один из волонтёров. — Сначала они ушли из-под Киева, ладно, это объяснили какой-то производственной необходимостью. Но сейчас-то что? Россия зашла на эти территории, люди уже жить начали, паспорта получили, а их бросили, — говорит он.
— Ага, — соглашается его собеседник.
«Кто стреляет — не видим, что происходит — не понимаем»
Рядом с собой вижу молодую девушку с рюкзаком в руках, из которого выглядывает большая пушистая морда коричневого кота.
— Это Барсик, — представляет своего спутника девушка. — Мы часа три сюда ехали. Нас довезли до границы, а оттуда мы уже пешком шли. Я здесь спросила у ребят, пускают ли с животными. Сказали: «Да», а я всё думала, как же быть, если с животными нельзя, он же нам как член семьи.
Хозяйка Барсика приехала в Россию с двумя родственницами.
— Мы кое-что ещё с собой взять успели. Квартиры позакрывали, да и всё. Но первое необходимое взяли. Планируем здесь в Белгороде у родственников остаться — говорит пожилая женщина. — Там ужас: кто стреляет не видим, что происходит — не понимаем, над нами пролетают снаряды, бахает всё. Люди по подвалам сидят, остались почти все: кто в домах, кто на дачах, кто по гаражам, — говорит женщина.
Когда становится понятно, что губернатор не приедет, пыл «Молодой гвардии» немного утихает, но волонтёры продолжают готовить для людей еду, кормить их и раздавать листовки с информацией, где можно найти помощь в Белгороде.
Волонтёры «Десятого круга» раздают сладости и часть продуктов людям. Другую — они отвезут обратно в Белгород, где ожидается серьёзные приток беженцев в город. Из Логачёвки мы уезжаем около трёх часов дня.
Когда мы едем обратно, встречаем много военной техники, выстроенной в две колонны по обеим сторонам дороги в сторону Валуек. На танках красуются надписи: Везунчик, Малыш, Зверобой, Вятка, Иркутск, Новосибирск... На следующий день после этого мы узнаем, что приграничный контрольно-пропускной пункт Логачёвку обстреляют. Во время обстрела погибнет 80-летняя жительница Украины. Ещё несколько человек пострадает. А вечером 13 сентября обстрел повторится.
СМИ в России находятся в очень непростой ситуации: одни — заблокированы, других — лишили лицензии, третьи приостановили свою работу, кто-то из журналистов покинул страну. Мы продолжаем работать и будем это делать и дальше, насколько будет возможность это делать, честно предупреждая вас о том, что мы можем сделать, а что нет. Сейчас мы вам привезли репортаж с границы, куда поехали сами, чтобы дать вам реальную картинку с теми людьми, которые сейчас вынужденно поехали в Россию. Мы работаем для вас, честно рассказывая о том, что вас волнует, и надеемся на вашу поддержку. Поддержите Fonar.tv! Вместе с вами мы сможем работать дальше! Мы надеемся на вас! А ещё добавьте нас в список ваших источников на «Яндекс.Новости», и мы всегда будем на видном месте. Сделать это можно здесь.