«Там [Роскомнадзор], тут [Роскомнадзор], какая разница?». Иностранные студенты — об отношении к СВО и продолжении учёбы в России

После заявлений о том, что Россия выйдет из Болонской системы, корреспондентка «Фонаря» Валерия Кайдалова узнала у нескольких студентов-иностранцев, как им сейчас живётся в приграничном регионе, планируют ли они остаться в России, сколько уже их товарищей уехало из страны и поменялось ли у них отношение к России после начала СВО.

Несмотря на то, что ниже представлены мнения конкретных людей, из цитат студентов нам пришлось исключить некоторые слова, чтобы соблюсти требования российского законодательства, в том числе ради безопасности наших собеседников. В местах замены мы поставили [Роскомнадзор], а также пропуски [...].

В Белгородской области есть 13 вузов, где учатся иностранные студенты. По данным на 2020 год, в регионе высшее образование получали 5 204 иностранца из 95 стран мира на 450 направлениях подготовки и специальностях. В 2022 году, когда почти 4 миллиона россиян уехали из страны после начала «спецоперации на Украине», а Россия решила выйти из Болонской системы, мы пообщались с иностранными студентами, которые продолжают учёбу в Белгороде.


Диана Фернанда Браво Эрнандес, 21 год

— Я приехала в Россию из Колумбии, мой родной язык — испанский. Я родилась в колумбийском городе Чарала, но всю жизнь прожила в столице страны — Боготе.

В Колумбии у меня остались три брата и мама с папой. Когда я решала, в какой университет поступать, мой друг посоветовал мне выбрать факультет журналистики в Белгороде. Он тоже учился здесь и сказал, что Белгород — хороший город, и здесь спокойно. Это было важно, потому что Колумбия красивая, но очень опасная страна.

Я решила поступать в Россию ещё и потому, что мои друзья тоже хотели учиться в Белгороде. Нас было много, большая компания — около 50 человек. Сейчас практически все они уехали из-за [Роскомнадзор].

Когда всё началось, мы, иностранные студенты, были очень напуганы. 24 февраля мне было очень страшно, я не понимала, что происходит, и что за звуки я слышала. Я сначала подумала, что это фейерверк или салют. Все новости я узнавала от друзей в WhatsApp. Иностранные студенты очень паниковали, они писали: «Что случилось? Мы будем умирать?». Это было даже немного забавно сначала, но потом стало страшно.

СМИ из Латинской Америки, Колумбии, связывались со студентами здесь, и из-за того, что мы были напуганы, многие преувеличивали то, что происходит. Они говорили, что здесь [якобы] летают бомбы, всё взрывается, нет продуктов. Из-за этого мама писала мне: «Что случилось в Белгороде? Тебе надо срочно улетать». В Колумбии всем тоже было страшно.Моя соседка по квартире тоже общалась с колумбийскими радиожурналистами, она хотела, чтобы наше посольство сделала что-то, потому что они нам никак не помогли. Она хотела повлиять на них, но это не помогло. Когда мы позвонили в колумбийское посольство и спросили, что нам делать, разговор был такой:

— Что нам делать?
— Мы не знаем.
— Спасибо, до свидания.

«Многие решили, что в Белгороде и России больше невозможно жить и учиться»

— Из-за этого колумбийцы в Белгороде стали ещё больше паниковать — все боялись. Три моих соседки по квартире уехали из-за [Роскомнадзор], потому что их семьям было страшно, очень многие испугались. Мои родители тоже хотели, чтобы я переехала хотя бы в другой российский город, который находится не рядом с границей: в Москву или Санкт-Петербург.

Я не могла вернуться домой из-за закрытых аэропортов. Сейчас в Колумбию летает только один оператор — Turkish Airlines, и это очень дорого. Билет на самолёт стоит 2 тысячи долларов. Это очень много для нас, но студенты, которые могли купить билеты, уехали. Причём в начале [Роскомнадзор] билеты стоили 1,2–1,5 тысячи долларов, а сейчас уже 2 тысячи. До [Роскомнадзор] они были гораздо дешевле — 800 долларов и меньше.

Есть проблемы со снятием денег через банкоматы. Mastercard, Visa — всё это сейчас не работает, родители не могут нам перевести деньги. Но мы нашли способ, как получать деньги. Родители переводят наши песо в биткоины и только потом в рубли. Но это довольно сложная система.

В начале мы все думали, что в Белгороде тоже будет [Роскомнадзор], что обстановка будет ухудшаться, потому что каждый день что-то происходило. В основном студенты уехали из-за страха и потому что были проблемы с деньгами — семьи не могли отправлять им деньги в Россию.

Я не смогла уехать, но всегда думала, что нужно успокоиться и не паниковать. А мои друзья посчитали, что надо очень быстро уезжать. Они решили, что в Белгороде и вообще в России больше невозможно жить и учиться. Уехали очень многие, не только колумбийские студенты, но и арабские, эквадорские, африканские.

Фото пресс-службы НИУ «БелГУ»

В Белгороде я общалась примерно с 200 иностранцами. Среди них были и те, кто давно учится в России, и те, кто приехал только сейчас. Из них уехало уже около ста человек, то есть, половина. Многие покинули страну в самом начале [Роскомнадзор], но сейчас люди тоже продолжают уезжать. Некоторые из них решают учиться дистанционно. Думаю, что примерно 50 человек моих знакомых или даже меньше продолжают учиться очно, но остальные пока решили не продолжать обучение в России.

Дело в том, что они больше не хотят получать российское образование. Многие думают, что им могут вообще не выдать дипломы, или что они не будут работать в других странах, если у них будет российский диплом, из-за нынешнего отношения к России. У иностранных студентов поменялось отношение к стране, это правда. Мой друг, который живёт здесь и изучает язык, раньше помогал поступающим, которые хотели учиться в России, но сейчас он этим не занимаются, потому что желающих стало очень мало из-за всего этого, а ещё из-за того, что [Роскомнадзор] ещё продолжается и сложно понять, что будет происходить дальше.

Отношение к России в мире однозначно поменялось. Изначально были люди, которые думали, что [...], и были люди, которые из-за этого стали думать, что русские тоже плохие. Но это не только в Колумбии, а во всём мире. Потом люди стали понимать, что [...], и другие люди не виноваты. Наверное, по отношению к русским был какой-то расизм, но сейчас думаю, что всё нормально, сейчас все всё понимают.

Сначала было много информации, и мы только сейчас стали хорошо понимать, из-за чего происходит [Роскомнадзор]. Здесь в новостях говорили одно, в Колумбии в наших СМИ говорят другое, и мы не знали, кому доверять.

Сейчас я знаю, что [Роскомнадзор] не закончится сейчас, и будет продолжаться ещё долго. Я не поддерживаю то, что происходит в Украине, это [Роскомнадзор] из-за денег. Я думаю, что из-за [Роскомнадзор] всё изменилось. Раньше всё было легче и проще, а сейчас всё сложно.

Я знаю, что есть русские люди, которые поддерживают боевые действия, и их много. Есть футболки, в которых они ходят — с буквой Z — это значит, что они «за» Путина. Мне кажется, это фанатизм, но это интересно, и я понимаю этих людей... Для них это важно. Я [...] уважаю их позицию.

Но я не знаю, что думают другие люди, потому что видно, что здесь русские люди очень сильно боятся. Иногда я спрашиваю у русских, что они думают о [Роскомнадзор], и они не знают, что сказать, потому что боятся говорить об этом. Но я хочу узнать, что они думают о том, почему это происходит и зачем это нужно.

«Там [Роскомнадзор], тут [Роскомнадзор], какая разница?»

— Иностранные студенты тоже говорят друг с другом о том, что происходит. Я спрашивала у других иностранцев об этом, потому что мне было интересно, что они думают о том, что случилось. Я разговаривала с ливанцами, сирийцами, африканцами, чтобы узнать, есть ли у них такие же проблемы, как у колумбийских студентов с деньгами. Они сказали, что тоже с этим столкнулись.

Фото kp.ru

Одна моя подруга из Ливана сказала, что её родители отправили ей много денег, и, если что-то случится, она может их сохранить. Когда я спросила её, почему она не уехала, она сказала: «Я не боюсь здесь быть. В Ливане тоже [Роскомнадзор], мне всё равно. Там [Роскомнадзор], тут [Роскомнадзор], какая разница?». Другие арабские студенты сказали, что собираются уехать. Сегодня я встретилась с ещё одним ливанским другом, и он сказал: «Всё, я устал из-за [Роскомнадзор], из-за учёбы, я хочу уехать». Сейчас стало очень много людей, которые говорят: «Всё, я уезжаю из России навсегда». Некоторые студенты относятся нейтрально к происходящему; многие не поддерживают, что происходит, но есть и те, кто «за».

Когда всё началось, среди иностранных студентов было очень много паники, потому что нам никто не сказал, что делать, если что-то случится. Мы никогда не знали и сейчас тоже не знаем, например, что нам делать, если на нас упадёт бомба. Сотрудники университета не рассказывали нам об этом.

Но университет помог с учёбой студентам, которые уехали из страны. Они рассказали, как оформить дистанционное обучение, показали, что надо делать, как продолжать обучение дистанционно. Они не спрашивали, хочет ли кто-то уехать, но те, кто хотел, уехали без проблем, их не отговаривали. Они пришли в миграционный офис, спросили, и им подсказали, что надо делать.

«Я люблю Россию и всегда любила. Раньше я хотела здесь жить»

— Моё отношение к России не изменилось. Я люблю Россию и всегда любила, мне нравится жить здесь, я обожаю русских людей и русскую культуру. Раньше я хотела остаться в России, поступить в магистратуру в Белгороде, но сейчас думаю, что буду пробовать поступать в другие города России, либо в другие страны, а потом уеду. Мне не страшно оставаться на границе, но обучение стало гораздо дороже. Мы платим за обучение в долларах, и сейчас всё нестабильно. Очень плохо, каждый год обучение дорожает и дорожает. Я приехала сюда, потому что было не так дорого, но сейчас обучение выросло ещё больше, чем обычно.

[Роскомнадзор] в Украине повлияла и на Колумбию тоже. У нас всегда была нестабильная экономика, но после 24 февраля стало совсем плохо, как и во всём мире, наверное. В Колумбии пропали либо очень подорожали продукты, которые поставляли Россия и Украина. Например, у нас исчезла мука, а ещё удобрения, очень подорожала картошка и топливо с газом.

В Колумбии и других странах тоже есть те, кто поддерживает [Роскомнадзор]: «Давай, Путин». Но таких людей [...]. Моя семья [...], и я тоже [...], но я ближе к нейтральной позиции.

Фото пресс-службы НИУ «БелГУ»

Мы с моей семьёй, не ожидали, что случится что-то подобное. В Белгороде я слышу громкие звуки: выстрелы, взрывы. Я живу в центре города, и у нас очень громко. Я не представляю, как громко у самой границы. Я вижу ракеты каждые несколько ночей: они летают, и меня очень сильно это пугает: вертолёты, ракеты, громкие звуки.

Сейчас, когда я звоню родителям, я стараюсь всегда говорить правду, успокаиваю их. Если что-то случится, я ничего не смогу с этим сделать, но я пытаюсь рассказать, что всё не так плохо: «Здесь в России спокойно, нет боевых действий, у нас есть продукты, всё хорошо». Когда летают ракеты, в Колумбии тоже выкладывают эти новости и тоже говорят об этом, а я отвечаю: «Да, вчера летала ракета, но она не упала в городе, никто не умер».

Я слышала об отмене Болонской системы в России, но не очень разбираюсь в этом. Если эту систему отменят раньше, чем я закончу учиться, я сменю университет, потому что дипломы бакалавров и магистров важны для Колумбии. В Колумбии принимают на работу по диплому, и многим иностранным студентам нужен именно диплом бакалавра или магистра.

Гуль Какабаева, 21 год

— Я живу в Белгороде уже три года. Сейчас я учусь на втором курсе стоматологического факультета. Моя родина — Туркменистан. Это очень неспокойная страна, и

поэтому я выбрала для учёбы Россию. В Туркменистане мне дали несколько университетов на выбор: в Орле, Воронеже и Белгороде. Я решила учиться в Белгороде, потому что это маленький спокойный город. Он похож на мой родной город Мары.

Мне очень понравилось жить здесь, в Белгороде всегда было спокойно и чисто. В Туркменистане у меня остались две сестры и мои дядя с тётей. А в Турции живут мои мама с папой и третья сестра. Мой родной язык туркменский, а русский я начала учить ещё в Туркменистане.

«Я не хочу и не хотела уезжать из России»

— В начале года всё было в порядке: закончился коронавирус, мы начали ходить на пары, как обычно, а потом началась [Роскомнадзор], и наши пары на время снова перевели в онлайн. Конечно, онлайн-обучение мне не очень нравится. Да, у нас есть скидка на обучение как у иностранцев, но мы всё равно платим за очную учёбу, хотя учимся в онлайне. Очные пары важны для меня как медика.

Я не хочу и не хотела уезжать из России. Прошлым летом я была в Турции, и родители ещё тогда из-за политической обстановки предлагали мне дать денег, чтобы я могла вернуться домой, если будет что-то серьёзное. Они сказали: «Если не получится, ты уезжаешь домой».

Сейчас наши карты заблокировали, мы никак не можем получить деньги, это очень сложная ситуация. Нам нужно либо каждый день менять доллары на рубли, либо сидеть без денег. Мои родители отправляли мне деньги через Турцию на мою старую карту, но потом я получила новую карту, и она вообще не работает.

Сейчас в Туркменистане новый президент, поэтому нам разрешили брать карты Тинькоффа и Сбербанка, но на картах стоит лимит 150 долларов и комиссия 20 долларов. Каждый месяц я получаю 130 долларов и всё. Сейчас курс доллара очень низкий. Родственники могут отправить мне в месяц 30 долларов, а это 6–6,5 тысячи рублей. Это как глупая шутка.

«СМИ в Туркменистане говорили, что будет [Роскомнадзор]»

— Когда это всё началось, мой кузен из Туркменистана позвонил мне и спросил: «Гуль, у тебя всё хорошо?». Я сказала, что всё нормально, у нас ничего не происходит и не надо говорить об этом родителям. Но они всё равно узнали о том, что началась [Роскомнадзор] из новостей. Тогда СМИ в Туркменистане говорили, что будет [Роскомнадзор], называли это так. Конечно, мама с папой тоже знают, где я, и они звонили, спрашивали, что происходит. Я сказала, что в городе всё нормально, мы гуляем на улице, у нас ничего не происходит.

Фото пресс-службы университета

Моему отцу очень интересна политика, он говорил мне: «Я верю в Путина, у вас ничего плохого не будет. Они [украинцы] получат». Мой отец изначально был «за Россию», он сказал, что нам [иностранным студентам и белгородцам] не нужно переживать за себя. Но моя мама всё равно очень волновалась. Она говорила: «Гуль, не ходи в общественные места, сиди дома». Но сейчас они не переживают, а просто следят за новостями.

С экономикой в Туркменистане и до СВО в Украине была не очень хорошая ситуация, и до сих пор всё плохо. В Турции, где живут мои родители, тоже плохо с экономикой, поэтому эта [Роскомнадзор] всё равно повлияла на другие страны и их экономику. Я звонила тёте в Туркменистан, она говорила, что не может найти яйца, сахар в магазинах. Картошка в нашей валюте раньше стоила 20 манат (302,6 рубля — прим. Ф.), а теперь 25 (378,25 рубля — прим. Ф.).

Руководство вуза не предлагало нам уехать. В начале коронавируса — да, но не сейчас. Туркменским студентам точно не будут предлагать уехать, потому что они знают, что наши границы закрыты. Возможно, [предложат] другим студентам, но не нам. Нам только в начале [Роскомнадзор] отправили сообщение о том, что обучение будет в онлайне из-за всей этой ситуацией, потому что это важно для нашей безопасности.

«Студентов из Туркменистана больше пугает возвращение домой»

— С началом СВО уехало очень много иностранных студентов. Половина моих друзей уехала, а они были для меня как семья. Я общалась с ними с тех пор, как приехала сюда три года назад. Недавно один из них вернулся обратно. Он уезжал потому, что у него не было денег, он переживал за себя и думал, что Турция закроет границы с Россией. Конечно, билеты были очень дорогие. Для меня, если я захочу вернуться в Туркменистан, они тоже будут дорогие. Они будут стоить 500 долларов, а билеты в Турцию — полторы тысячи долларов.

Мой друг несколько месяцев жил в Турции, а потом вернулся обратно. Там он учился в онлайне, а сейчас экзамены сдаёт очно. Он решил вернуться, потому что ситуация в Белгороде осталась стабильной, и он нашёл способ получить деньги. Сначала он вообще думал, что больше не будет учиться в России, но потом передумал: «Я тут начал [учиться], тут уже закончу учебу, осталось три года, — ничего».

Лично я планирую остаться в России после учёбы. У меня есть несколько планов на будущее, и если у меня получится остаться в России, я буду искать работу здесь. Моя третья сестра в этом году закончила школу, и я хочу, чтобы она тоже училась в Белгороде.

Ей не страшно ехать в Белгород, даже несмотря на то, что рядом идут боевые действия. Главная сложность — это закрытые границы и дорогие билеты на самолёты. А так ей не страшно. Туркменистан — это очень закрытая страна. Если есть возможность сразу уехать оттуда — это хорошо для будущего, потому что в Туркменистане нет возможности учиться и получить нормальное образование. Моя вторая сестра учится там, и ей пришлось заплатить университету за то, чтобы её просто приняли в университет.
Фото пресс-службы университета

Меня и других студентов из Туркменистана больше пугает вероятность остаться в Туркменистане, чем жить на границе со страной, где сейчас идёт [Роскомнадзор]. Если бы мне кто-то сказал: «Сейчас будет [Роскомнадзор], уезжай домой», я бы сказала: «Нет, не хочу, я не могу жить в своей стране». В Турции мама тоже приглашала меня приехать к ним, но я отказалась.

«Если что-то случится, мы просто возьмём чемоданы и уедем»

— Сначала было очень страшно. Раньше мой паспорт всегда лежал вместе с остальными документами, но теперь он всегда со мной. Я обязательно беру его с собой, потому что если что-то случится, никто не знает, кто я. Для меня это уже стало привычкой.

Несколько месяцев [подряд] мы слышали ужасный шум, но сейчас уже привыкли. Когда это всё началось 24 февраля, я вообще не понимала, что происходит. Я помню, были страшные звуки, но я сильно устала в тот день и всё проспала. Только на следующий день мои соседки сказали: «Гуль ты что, началась [Роскомнадзор]». Мы потом говорили с ними и шутили, что надо собирать вещи, но это не было шуткой.

На всякий случая мы собрали маленький чемодан с вещами. Если что-то случится, мы просто возьмём чемоданы и уедем. После 24 февраля в общежитии стало сложно. Если что-то случится, не знаешь куда идти. Из-за спецоперации начали ограничивать время входа, как во время коронавируса: можно пойти куда-то только до 23 часов, а выйти в 6 часов утра.

Мне было страшно, но я была спокойна. Я хотела думать: «Гуль, всё будет хорошо». Я думала о том, что если я решу вернуться домой, там будет гораздо хуже. Для меня это было страшно. Например, у меня скоро заканчивается срок паспорта, и мне нужно либо ехать в Москву, чтобы продлить визу, либо ехать обратно в Туркменистан. Если откроют границы, то мне, конечно, нужно ехать туда, чтобы сделать новый паспорт, но я даже этого не хочу.

«Я боялась не за Белгород, а за украинцев»

— О том, что происходит, я узнала из новостей. Я читала новости, что летят бомбы, ракеты, и думала: «Это серьёзно сейчас происходит». Если честно, я была очень спокойна за нас, за Белгород, но я переживала за украинцев, за людей, которые живут там. У людей там была своя жизнь, кто-то потерял своих родных, дом, детей, — видеть всё это для них было для меня страшно.

У меня есть своё мнение на этот счёт. Я понимаю, что Россия не решила это всё в один день, Украина тоже достаточно виновата в этой ситуации, а не только Россия. Ещё до этого было много всего. Политики не смогли нормально договориться.

Если честно, политика Путина мне нравится. Мне нравится, как он относится к другим странам, мне нравится его тактика, но [Роскомандзор] начинать не нужно было. Нужно было решить это по-другому. Там умирают люди. Так ничего не получится, у Украины были свои границы. Если бы НАТО было в Украине, то, наверное, надо было бы переживать за Белгород, но этого не случилось. Всё было спокойно [...]. Я переживала и пугалась за Украину.

Несколько моих друзей-одноклассников учатся в Украине, в Киеве. Я поддерживаю с ними связь. Когда всё началось, я переписывалась с ними через инстаграм* (признан экстремистским и запрещён в России — прим. Ф.). Сначала они пропали. Я написала однокласснице: «Как вы? Что у вас происходит?», она написала: «У меня сейчас очень мало зарядки, мы спускаемся в метро, у нас всё хорошо, не надо переживать». Сейчас всё стало лучше, она выкладывает фото, гуляет, отдыхает. Они тоже не уехали из страны. Я думаю, что сейчас для них тоже лучше оставаться в Украине, где идёт [Роскомнадзор], чем уехать домой.

У нас недавно были президентские выборы в стране. Новым президентом стал сын предыдущего. Сейчас в стране непонятные законы. Я, как женщина, не могу носить шорты, делать маникюр, красить ногти. Нам нельзя красить волосы в яркие цвета, нельзя водить машину, нельзя общаться с мужчинами, после 12 часов нельзя выходить на улицу, если на это нет серьёзной причины. В Туркменистане нечеловеческие запреты. Естественно, ни одна девушка не захочет уезжать домой из России или Украины. Нам нравится свобода.

«Не всегда понятно, почему уехал тот или иной студент»

— Ещё один мой друг остался в России, потому что он работает и зарабатывает здесь. Когда я спросила у него, почему он не хочет уезжать, он сказал: «А смысл? Те деньги, которые мне бы отправила мама, я могу заработать здесь сам и сам всё оплатить. Зачем мне уезжать, если у меня есть работа? Тем, что мне отправляет мама, я оплачу спортзал, куплю покушать, но всё остальное я оплачиваю сам, зачем мне уезжать?».

Фото пресс-службы университета

У остальных студентов нет других вариантов, у них нет работы и возможности заработать деньги самим. Некоторые живут не в общежитии, а в квартирах. Как платить за квартиру? Как кушать? У некоторых есть домашние животные: кошки, собаки. Как их кормить?

Не думаю, что кто-то может отказаться от российского образования, потому что у них изменилось отношение к стране. Но некоторым из тех, кто приехал недавно, изначально не понравилось учиться в России. Им было сложно учить новый язык, ходить в университет, и получилось, что в феврале началась [Роскомнадзор]. Они приехали в сентябре-октябре, и для них это стало весомой причиной уехать домой, это было последней каплей. Они звонили родителям и говорили: «Мама, тут такая ситуация, я боюсь, хочу домой». Конечно, если ребёнок скажет это родителям, они заберут его домой.

Ещё одна моя подруга уехала домой, но я не знаю, почему она уехала из России. Она просто уехала и решила больше не учиться в этой стране. Не всегда понятны причины, почему уехал тот или иной человек. Просто я знаю, что для новых студентов это было весомой причиной уехать домой. Кому-то просто не понравилось учиться, и они использовали [Роскомнадзор] как причину уехать домой, а остальные, кому нравится учиться здесь, остались.

«Я [...] понимаю, почему так получилось»

— Мы недавно говорили с кузеном о СВО, и он сказал мне: «Украина хотела этого, они хотели получить, давно такого ждали». Ему больше интересна политика, поэтому я просто отвечаю: «Ага, поняла, очень интересно». Сама я не очень люблю говорить о политике. Но мы обсуждаем с другими иностранными студентами, что происходит. Сейчас мы живём вчетвером в квартире с колумбийскими студентками и ещё одним парнем из Гаити. Мы обсуждаем, в основном, как мы можем получить деньги.

Ответ на вопрос: поддерживают ли иностранные студенты СВО зависит от того, что под этим понимать: то, что россияне имеют право [...], или просто понимаю, что ситуация так сложилась, и мы поддерживаем Россию, потому что живём здесь?

Фото пресс-службы университета

Я [...], но понимаю, что так получилось. Это тяжело и, конечно, я не согласна со всей ситуацией, но я тут живу и тут учусь. Если так происходит, я защищаю политику России. Мнения студентов разделились. Среди моих знакомых есть несколько любителей политики. Но им важно только то, что мы сейчас спокойно живём, и всё. Парень, который живёт с нами, говорит, что ему очень сильно нравится логика Путина, он любит Путина, но ему очень жаль, что в Украине происходит так.

В будущем я пока не знаю, где буду жить. Точно не в Туркменистане. Родители хотят, чтобы я жила в Турции, но мне не нравится Стамбул. Он красивый, но слишком большой и грязный. Сейчас у меня есть ещё три года, чтобы решить. Я хочу закончить ординатуру и, если получится, устроиться работать здесь в стоматологический центр. Так что отмена Болонской системы, вероятнее всего, не повлияет на меня. Возможно, я вообще останусь в России и найду способ получить гражданство.

Жан Луис, 24 года

— Я из Центральной Америки, из Гаити. Сейчас я заканчиваю второй курс факультета международных отношений. Мне 24 года. На Гаити у меня остались папа с мамой. В моей родной стране уже несколько лет длится кризис. Там хорошо жить только в том случае, если у тебя есть деньги.

Раньше я учился на юридическом факультете гаитянского университета, но из-за кризиса наша страна стала опасной: там много бандитов, каждый день происходят преступления, перестрелки. Из-за этого мои родители решили, что в Гаити будет трудно сдать экзамены и закончить вуз, поэтому они предложили переехать в другую страну, где я смогу без проблем доучиться.

Тогда я решил переехать в Россию. Мои друзья уже давно учились здесь и сказали, что я смогу закончить учёбу без проблем. Сейчас у меня нет знакомых, которые уехали из России после СВО, но есть те, кто уехал ещё до неё. Ещё до того, как начались боевые действия, у студентов начались проблемы с деньгами. Я знаю, что, в основном, уехали колумбийские студенты. Из Колумбии уехали очень многие, почти все, наверное.

«Мне бы хотелось, чтобы университет помог нам»

— Сейчас плохо во всём мире. В моей стране тоже, но, я думаю, что ещё будут люди, которые захотят учиться в России. Я знаю, что студенты из других стран уезжают домой, но из Гаити никто не уезжает. Один из моих однокурсников уехал и продолжает дистанционно учиться дома.

Проблема в том, что я живу не в общежитии, я работаю и не так много общаюсь с другими иностранными студентами. У меня не так много знакомых, потому что я сижу дома. Но моя жизнь тоже изменилась после 24 февраля: перестали работать переводы, невозможно было перевести деньги и получить их тоже. Все денежные возможности, которые были у меня, просто закрылись в один момент, а мне всё ещё нужно было оплачивать квартиру и жить здесь.

Мне бы хотелось, чтобы в этой ситуации нам помог университет, сделал что-то, чтобы студенты, у которых нет возможности получить деньги, могли вывести валюту. Мы с другими иностранцами обращались к куратору нашего курса, спрашивали, что делать, но на наши вопросы не было ответа. Я сам нашёл способы, как обменять валюту. Сейчас я получаю деньги через криптовалюту.

Наверное, если бы у меня не было работы, квартиры, университета, я бы тоже уехал домой, потому что мне сейчас очень сложно, курс доллара очень низкий. Когда спецоперация началась, он был 128 [рублей], а сейчас около — 60. Если я сейчас получаю доллары, это вообще почти ничего.

Я не хотел уезжать, потому что мне ещё нужно закончить обучение. Я потратил очень много денег в России и не боюсь оставаться в Белгороде. Я бы подумал об этом, если бы обстановка в городе ухудшилась.

Фото пресс-службы университета, не имеет отношения к герою

Сейчас мне не страшно жить в приграничной зоне. Я стараюсь просто не выходить никуда ночью: не появляюсь в местах, где много людей. Я слышу громкие звуки по ночам. Сначала было очень страшно, потому что раньше ничего такого не было, и я очень боялся, а сейчас уже привык.

«Я не считаю то, что происходит в Украине [Роскомнадзор]. Это спецоперация»

— Мама переживает за меня очень, папа — не очень. Они предлагают найти какой-то другой университет, какое-то другое место, но я уже хочу доучиться здесь. Раньше они много переживали, потому что у нас в стране очень много пропаганды. У них другие новости, не такие, как у нас, всё по-другому. Бывает, они говорят о том, что для нас в России вообще несущественно, о чём мы не знаем.

Я объясняю им, что правда, а что — нет. Я прошу их не обращать внимания на некоторые новости, потому что они направлены на то, чтобы, во-первых, напугать людей, а во-вторых, они направлены против России. С помощью информации легко можно манипулировать людьми, особенно когда нет независимого источника.

Сейчас мои родители понимают, что происходит в России и Украине, потому что я им объясняю. Я слежу за новостями и понимаю, что происходит, потому что наш факультет пригласили на мероприятие и объяснили, что происходит в Украине, зачем это было нужно, рассказали, что это началось не сегодня. Нам всё показали, объяснили причины, следствия. Я не считаю это [Роскомнадзор], нам объяснили, что это спецоперация.

Я считаю, что у всех стран есть право защищаться, если они чувствуют, что их интересы в опасности. У России есть право защищать свои интересы, но и у Украины это право тоже есть, как и у всех людей в мире. Я не могу сказать, что мне очень нравится политика, но я надеюсь, что всё будет хорошо, это будет короткая СВО, всё закончится, и все поймут причины этого.

Тема спецоперации всегда поднимается среди моих друзей, но это не моя среда, я стараюсь оставаться в стороне. У нас есть разные мнения: есть те, кто против и те, кто за. У меня есть друзья из России и Украины и иногда, когда они начинают обсуждать политику, могут начаться споры, они злятся, но я стараюсь их успокоить.

Мне кажется, что большинство иностранцев поддерживают спецоперацию, её не воспринимают, как [Роскомнадзор], как я раньше говорил. Особенно поддерживают студенты, приехавшие из Африки. Из других поддерживают меньше. Например, страны Центральной и Латинской Америки — там демократия и всегда будут мнения «за» и «против». Я думаю, что студенты из Африки поддерживают спецоперацию, потому что в странах Африки к России очень лояльны. Я думаю, что мнение студентов зависит от отношений стран.

Изменилось ли количество иностранных студентов в вузах?

Мы сделали редакционный запрос в НИУ «БелГУ» и спросили, как изменилось с прошлого года количество иностранных студентов, обучающихся в университете, сколько иностранных студентов уехало из области после 24 февраля 2022 года, отчислился ли кто-то из них, и сколько заявлений на поступление абитуриенты подали в этом году.

По данным университета, по состоянию на декабрь 2021 года в вузе обучались 3 976 иностранных студентов. Такое же количество было и в начале 2022 года. Данные об уехавших и прекративших обучение студентах у пресс-службы университета и самих иностранцев разнятся.

После 24 февраля не зафиксированы отчисления из НИУ «БелГУ» по причине начала СВО на Украине. В первые недели после начала СВО на родину вернулись около 25 слушателей подготовительного факультета из Латинской Америки, поскольку СМИ этих стран демонстрировали фейковые новости об обстановке в Белгороде, однако они продолжили обучения в дистанционном формате без отчисления из университета. После этого на подготовительном факультете НИУ «БелГУ» на постоянной основе стали проводиться родительские часы. В настоящее время опасаются приезда в Белгород из-за СВО студенты из Узбекистана, Латинской Америки и Китая, причем последние ссылаются на продолжающуюся пандемию, — сообщили в пресс-службе университета.

Отсутствие части студентов в Белгороде в университете объяснили сложностями из-за продолжающейся пандемии коронавируса.

— В течение всего 2021–2022 учебного года 1–1,4 тысячи иностранных обучающихся находились на дистанционном обучении, что было обусловлено распространением в мире новой коронавирусной инфекции и связанными с этим ограничениями на пересечение границы. После открытия границ для студентов в октябре 2021 года возникли проблемы с массовым оформлением приглашений на въезд на территорию Российской Федерации, — рассказали представители вуза.

Также, по данным НИУ «БелГУ», в этом году количество желающих поступить в белгородский вуз не только не уменьшилось, а, наоборот, увеличилось по сравнению с прошлым годом (студенты из ДНР и ЛНР в это число не входят — прим. Ф.)

В этом году (редакция направляла запрос ещё в июле, когда приёмная кампания была в самом разгаре — прим. Ф.) подано уже 499 заявлений о приёме на обучение от иностранных абитуриентов, 276 из них — заявления от граждан Украины (55 процентов — прим. Ф.). В 2021 году за этот же период было подано 588 заявлений от иностранных абитуриентов, 90 из них — от граждан Украины (15,3 процента — прим.Ф.), — привели статистику по поступающим в пресс-службе НИУ «БелГУ».

Валерия Кайдалова

Читайте также

Нашли опечатку? Выделите текст и нажмите Ctrl + Enter.

Похожие новости

ОЭМК отрицает вербовку сотрудников на «спецоперацию на Украине»

ОЭМК отрицает вербовку сотрудников на «спецоперацию на Украине»

​Белгород пережил самую страшную ночь с начала «спецоперации на Украине»

​Белгород пережил самую страшную ночь с начала «спецоперации на Украине»

Хлопки и разрывы. Как хорошо вы понимаете официальную лексику времён «спецоперации на Украине»?

Хлопки и разрывы. Как хорошо вы понимаете официальную лексику времён «спецоперации на Украине»?

«Знать и говорить о подвигах наших героев». Как в Белгороде открывали вторую фотовыставку «Герои России, какими их не видел никто»*

«Знать и говорить о подвигах наших героев». Как в Белгороде открывали вторую фотовыставку «Герои России, какими их не видел никто»*

За 2021 год из Белгородской области депортировали 149 человек

За 2021 год из Белгородской области депортировали 149 человек

«Они боролись за Победу. За что боремся мы?». Участники «Бессмертного полка» в Белгороде — о Дне Победы и «спецоперации на Украине»

«Они боролись за Победу. За что боремся мы?». Участники «Бессмертного полка» в Белгороде — о Дне Победы и «спецоперации на Украине»

67 процентов опрошенных белгородцев не собираются вступать в брак в ближайшие два года

67 процентов опрошенных белгородцев не собираются вступать в брак в ближайшие два года

В Белгородской области во дворе депутата взорвалась граната

В Белгородской области во дворе депутата взорвалась граната

Тяжёлая болезнь, переезд в Японию и отказ от успеха. Как слепой белгородский парень Василий Ерошенко путешествовал и писал сказки

Тяжёлая болезнь, переезд в Японию и отказ от успеха. Как слепой белгородский парень Василий Ерошенко путешествовал и писал сказки

Должны ли родители фасовать песок в мешки? В белгородском минобре рассказали о требованиях к школьным укрытиям

Должны ли родители фасовать песок в мешки? В белгородском минобре рассказали о требованиях к школьным укрытиям