В туалет нельзя — террористическая угроза
Утро 19 сентября для меня началось, когда все УИКи в Белгородской области уже работали 23 минуты, — в 8:23 мне позвонила мама. Накануне я сказал родителям, что приеду к ним, и мы вместе пойдём голосовать по рекомендациям «разумного волеизъявления», но проспал. Я быстро собрался, кинул в сумку аккредитацию и нужные документы и приехал на свой участок. После того, как мы проголосовали, я прыгнул в такси и отправился в региональное отделение партии «Справедливая Россия — За Правду» (СЗРП), там мне обещали дать мобильную группу и отвезти в какой-нибудь район понаблюдать.
На месте меня ждали двое ребят — Игорь и Ярослав, за которыми, насколько я понял, было закреплено несколько районов: Ракитянский, Борисовский и Яковлевский горокруг.
Два предыдущих дня я провёл в том же отделении партии, потому что на этих выборах СРЗП выставила почти тысячу наблюдателей, у которых с переменным успехом работало приложение «Справедливый наблюдатель». Они должны были вносить в него все нарушения, данные по явке, фото сейф-пакетов, а для меня это значило, что я могу находиться в главном в регионе месте скопления информации по выборам, ведь центр общественного наблюдения за выборами в «Октябре» я как-то сразу не рассматривал в качестве такого места.
***
В Борисовке на некоторых участках явка была аномально низкая — 7–10 процентов. Поэтому мы вместе с корреспонденткой «Фонаря» Валерией Кайдаловой сели в машину к ребятам, и все вместе отправились туда узнать, как обстоит дело с реестрами выездного голосования, чтобы предотвратить возможные нарушения.
По приезду на первый участок № 331, который располагался в школе, оказалось, что на нём проголосовало не семь, а чуть ли уже не 70 процентов. И, вероятнее всего, дело было не в возможном вбросе, как кто-то уже, скорее всего, успел подумать, а в том, что в Борисовке ловит только один мобильный оператор — Tele2 (не благодарите за рекламу!), поэтому и наблюдатели оперативно не могли предоставить объективные данные по явке.
Председатель УИК, отчество которого не знали даже некоторые члены комиссии, видимо, так испугался журналистов, что был готов показать любые документы, но в этот момент на участок забежала одна из более опытных членов комиссии с криками: «„Фонарь“? Ничего не показывайте, у них аккредитация просрочена». После долгого рассматривания аккредитации и звонков неизвестно кому всё же выяснилось, что с аккредитациями у нас всё в порядке. Нам показали реестр — в нём на 13:31 находилось 184 человека, хотя по выписке из реестра и заявлениям проголосовать должно было больше 380. Я сказал секретарю, что у комиссии по закону есть 30 минут, чтобы внести в реестр оставшихся людей. Несмотря на то, что процедура уже была нарушена, я вышел на улицу, чтобы комиссия могла устранить возможное нарушение.
Если вы не понимаете, что это за реестр, объясняем: по закону при надомном голосовании (официально — при голосовании вне помещения для голосования — прим. Ф.) избирательная комиссия собирает заявления с людей, которые хотят проголосовать на дому. Для такого голосования должна быть веская причина: человек должен быть болен или иметь инвалидность, которая не позволяет ему прийти на участок, либо подать заявление могут люди преклонного возраста, ухаживающие за больными родственниками и так далее. Потом данные этих людей вносят в специальный реестр — на однодневных выборах это можно сделать с 8:00 до 14:00 в день голосования, на трёхдневных — в первые два дня и в третий день до 14 часов. Потом из этого реестра делается выписка, и с ней избирательная комиссия выезжает по указанным адресам. В 14 часов реестр закрывается, и в него уже никого не могут вписать. В выписке может быть меньше людей, чем в реестре, а вот в реестре не может быть меньше, чем в выписке. Если на момент закрытия реестра в нём меньше людей, чем в выписке, выездное голосование на этом участке аннулируется, потому что в урне окажется больше бюллетеней, чем в реестре, — считайте: книге избирателей выездного голосования. При возможной фальсификации могут делать не выписку из реестра, а заполнять реестр из выписок, которые можно подготовить заранее.
На улице меня догнал Ярослав — доверенное лицо кандидата в губернаторы Юрия Осетрова, который предложил подождать до 14 часов и посмотреть, успеет ли комиссия за полчаса записать в реестр почти 200 человек. Мы решили оставить его и поехать на другие участки, чтобы потребовать закрыть реестры там, но на выезде с УИКа №331 нас остановила машина ДПС. При поверке документов у водителя оказалось, что у него на девять дней просрочена страховка.
Полицейские начали осматривать машину. Один из них увидел пресс-карту у меня на груди и спросил: «А вы откуда?». Я, в ставшем уже каноничным ответе в таких ситуациях, сказал: «Я тут от „Фонаря“».
Обычно за просроченную страховку штрафуют на месте либо ограничивают перемещение машины, но в этот раз сотрудники ДПС почему-то решили отвезти водителя в отдел. Вместе с ним в отдел забрали и Игоря. Позже оказалось, что предлогом для его задержания стало анонимное сообщение, что он якобы буянил на избирательном участке. Третьим, кого хотели забрать, оказался я.
— Никита, не знаю как вас там по отчеству, проследуйте с нами, — услышал я за спиной.
— Я не могу. Я наблюдаю выборы на этом участке и не имею никакого отношения к этой машине, — ответил я и пошёл на УИК, где Ярослав уже требовал закрыть реестр.
Как вы поняли, комиссия не успела внести в него все фамилии к 14:00 — на момент закрытия реестра он расходился с выпиской больше, чем на 60 человек. Ярослав начал писать жлобу, а я, с чувством выполненного долга, сел отдохнуть на стул.
— Вы не смотрели «Движение вверх»? — обратилась ко мне одна из членов избирательной комиссии, которая сидела напротив и мерила температуру у избирателей.
— Нет, — честно ответил я, только с третьего раза поняв, что речь идёт о российском фильме.
— Всё ясно, видимо, вы не патриот, — решила женщина. — Там же наши спортсмены... Про патриотизм фильм.
Пришлось пообещать посмотреть. К этому моменту на УИК начали съезжаться местные чиновники и силовики — одним из первых на него приехал замглавы района по социально-культурному развитию Сергей Кравченко в окружении свиты из ещё нескольких чиновников. Председателя УИКа было невозможно поймать, потому что он выбегал консультироваться к ним каждые десять минут. Когда я вышел за ним и попросил этого не делать, я получил второй удар по своему патриотизму от какого-то человека из окружения Кравченко: «Иди на*** отсюда. Ты кто вообще такой? Твоё какое дело? Вы всё это делаете на деньги Запада!», — летело мне в лицо, пока председатель возвращался на УИК, а чиновники покидали территорию школы, как это положено по закону.
Вскоре за воротами школы замелькал глава местного ТИКа Валерий Вашура. На участок даже приехал глава ОМВД по Борисовскому району Алексей Старцев, но из-за того, что он было одет в гражданскую одежду и нацепил чёрные очки, его не узнали и предложили проголосовать
— Вы проголосовать? — спросила у Старцева женщина, которая ранее советовала мне посмотреть «Движение вверх».
— Да, — ответил Старцев.
— Ну так проходите, чего вы в коридоре стоите?
— Я попозже подойду.
Проголосовать Старцев так не подошёл — после того, как он увидел, что я вышел на улицу и смотрю, как он общается к приехавшими чиновниками, он поспешил сесть в машину и удалиться. Однако на его место приехал начальник местного уголовного розыска, который буквально преследовал нас в дальнейшем по всем УИКам в Борисовке. А в отношении меня, казалось, развернулась целая антитеррористическая операция.
Я попросил члена УИК показать мне, где у них находится туалет. Она пошла меня провожать, но уже на полпути мы услышали за спиной голос полицейского, который охранял участок: «В туалет нельзя — террористическая угроза».
— У нас есть туалет на улице, я вам его покажу, — сказала женщина, явно понимая весь абсурд ситуации, потому что всех, кроме меня, в туалет в здании школы пускали, и даже нашу корреспондентку Леру Кайдалову.
Пришлось идти на улицу. От шуток про «отложу бомбу» я, простите, в адрес полицейского не устоял.
Тем временем доверенных лиц СРЗП отпустили из полиции, а председатель УИКа пытался написать решение по жалобе. Ребята, с которыми мы приехали говорили, что у него специально стоит задача тянуть время, но мне казалось, что он просто не знает, что писать. С трудом выяснив отчество председателя, я подошёл к нему:
— Алексей Валерьевич, вам может быть шаблон дать решения по такому роду нарушению?
— А у вас что есть такой шаблон? — удивлённо спросил Алексей Валерьевич, нервно дёргая ногами под стулом и теребя в руке карандаш.
— Да и, кстати, тоже по Борисовке — с выборов президента. Так же надомку аннулировали, — ответил я.
— Я бы рассмотрел такой вариант, — с явным облегчением уже он ответил мне.
Я вышел на улицу. В помещении мобильная связь вообще не ловила, нашёл решение и скинул Алексею Валерьевичу в Viber в надежде, что дело пойдёт быстрее. Оставалось только получить это решение. Однако, мы решили не ждать и поехали на следующий УИК, оставив на 331-м участке одного Ярослава.
Колёса проколют, наркотики подкинут — у нас тут это обычное дело
Мы сели на другую машину — с непросроченной страховкой — и отправились на участок № 335 в сельскую библиотеку. За нами буквально по пятам следовал начальник борисовского уголовного розыска, который влетел на участок и в каморке стал консультировать полицейскую, которая охраняла там порядок.
Председатель УИКа №335 тоже уже была оповещена о том, что у нас якобы «просрочены аккредитации».
— Я тоже могу дома такое напечатать, — сказал председатель, забирая у нас аккредитации.
— У вас есть печать облизбиркома? — попытался парировать я, но председатель уже убегала куда-то звонить по наши с Лерой души.
Мы устроились на местах для наблюдателей и стали ждать, а председатель в это время у кого-то спрашивала по телефону: «Ну, что мне делать? Вы же написали в чате, что у них недействительные документы».
Видимо, тот, кто распространял эту информацию по УИКам, на том конце провода сказал, что с аккредитациями всё в порядке, потому что нас вместе с наблюдателями пустили посмотреть реестр. Он, надо сказать, был идеальным — заранее напечатан, прошит, закрыт. А ещё он был довольно толстым — на участке за три дня вне помещения, согласно реестру, проголосовало 470 человек.
Я предложил взять выписки из реестра и вместе с председателем посчитать, совпадает ли количество человек в выписке и в реестре. При первом подсчёте в реестре не оказалось восьми человек. Председатель сказала, что такого не может быть, и села пересчитывать на калькуляторе. Мы считали одновременно на трёх телефонах: все четыре вычислительных машины дали один прискорбный результат: в реестре — 470, в выписке — 478 человек.
Игорь в окружении недоумевающих наблюдателей, которые утверждали, что всё считали и смотрели, сел писать жалобу на аннулирование голосования вне помещения. А я пошёл на улицу поболтать с наблюдателями.
— У них там в реестре «мёртвые души». Я лично видел там бабушка 1922 года рождения, которая уехала в Харьков с семьёй 30 лет назад. И ещё два человека, которые там прописаны, но вместе с ней уехали. Я лично разносил приглашения на выборы по домам, мне три штуки дали на дом, у которого уже крыша покосилась. Можем с вами сходить, там всё уже заросло, там никто не живёт, а в реестре они есть, — рассказывал мне на улице один из членов УИК от партии КПРФ, который накануне спрашивал, не провожу ли я какие-то курсы по избирательному праву, и просил дать визитку.
Пока я раздавал визитки, председатель приняла жалобу и начала спорить с Игорем, когда она должна её рассмотреть. Игорь настаивал, что в законе написано незамедлительно, но это «незамедлительно» тянулось уже второй час. Время шло к закрытию участков.
Другой наблюдатель мне прямо сказал: «Вы из Борисовки можете просто не уехать, если сейчас на ещё одном УИКе найдёте нарушения»
— В смысле не уехать? — спросил я.
— Ну, это я не знаю: колёса проколют, наркотики подкинут — у нас тут это обычное дело.
По совпадению в этот момент к нашему УИКу снова подъехала машина начальника уголовного розыска. Он припарковал машину в десяти метрах от УИКа и стал чего-то ждать. Через некоторое время приехал и Ярослав, который после разговора с полицейскими сказал, что выезд с УИКа за поворотом перекрыт тремя машинами полиции, и ему говорят, что если мы куда-то дёрнемся, то нас ждёт полный обыск машины и личных вещей, «во время которого у нас могут что-то найти».
Я повернулся к Лере и спросил: «Тебе страшно?».
— Да как-то не очень.
— А мне страшно...
После того, как один из доверенных лиц позвонил в более высокие полицейские кабинеты и передал трубку начальнику угрозыска, полицейские сняли оцепление на выезде с УИКа и уехали сами, а ребятам из СРЗП, которые наблюдали с нами весь день, поступил приказ сняться с УИКов и ехать домой — якобы на их место должны приехать другие люди. Мы вместе с Ярославом сели в машину, а Игорь остался на участке. Я, понимая, что происходит что-то нездоровое, подошёл к Игорю и сказал, что если они по какой-либо причине отзовут жалобы по УИКам, я напишу этот репортаж.
Уже по пути домой Ярослав сказал, что заезжал на 331-й УИК и увидел скорую. Оказалось, что Алексей Валерьевич в итоге упал в обморок.
— Полицейские сказали, что председатель сознание потерял. Я только торчащие ноги видел, — поделился Ярослав.
Уезжать из Борисовки было ошибкой, а вот раздать визитки наблюдателям — самым верным решением этого дня. Когда я приехал домой, мне позвонили и сказали, что жалобы с обоих участков были отозваны — скорее всего, кто-то из представителей партии договорился с администрацией или местным ТИКом. А на утро следующего дня пришло подтверждение моему предположению — партия получила в Борисовке 10,7 процента — самый большой её процент по районам, который она получила в Белгородской области.
Выходит, что договорился всё сделать на этих выборах по-умному, скорее всего, не только я с родителями...