Скрепы против матов и фаллосов. Режиссёр театра «Новая сцена-2» поспорила с худруком Белгородского драмтеатра о свободе творчества

Открылся круглый стол показом клипа группы Queen на песню I Want To Break Free, в котором переодетый в женщину Фредди Меркьюри поёт «Я хочу вырваться на свободу». Худрук драматического театра имени Щепкина Виталий Слободчук немного опоздал и пошутил, что его на круглый стол затащили актёры, чтобы в случае чего никого не побили. Зал похихикал. Послушав несколько докладов о грантах, рэп-батлах в библиотеке и самореализации творческих людей, Слободчук начал своё выступление ещё до части, которую отвели обсуждению театра.

— Мой преподаватель по скрипке когда-то сказал мне: «Витя, поставь руки, научись возить... (неразборчиво), а потом играй хоть носом. Школу поставь». И когда я слышу сегодняшний разговор [я хочу спросить], есть на что опереться, есть те ценности, которые у вас сформированы, чтобы себя реализовывать или просто пошёл себя реализовывать? Ну, реализовывай. [Если вы задаётесь вопросами]: что сформировали? Что за ценности? Что меня движет к богу и жизни? И вообще? Вот тогда можно [реализоваться в творчестве]. Одно прошу: дайте возможность вложить в себя базу знаний, дать возможность таланту приподняться, получить вот эту школу, а потом уже творить! А если просто пошёл творить, то это как у нас в театре говорят: одни творят, другие — вытворяют. Я за то, чтобы ваше поколение [прошло] школу. Если есть скрепы с тем прошлым, которое веками было до вас, и вы их понимаете, [пусть вы] что-то отторгаете, но вы на этой базе, вы берёте что-то в завтра. А если просто каждый раз сначала, каждый раз сначала, — повторил Виталий Слободчук, добавив в фразу театрального драматизма, — то сначала, оно и будет сначала. Надо идти дальше, нужны скрепы.

Фото Людмилы Дробновой

На вопрос, как обстоит дело со свободой творчества в Белгородском драмтеатре, Слободчук ответил так: «У нас театр предполагает свободу творчества в рамках тех ценностей, которыми живёт наш сегодняшний коллектив [...]. Мы хотим жить той духовностью, которая была до нас, и слышать сегодняшнее время и постараться [услышать] завтрашнее».

Следующим высказаться решил ректор Белгородского института искусств и культуры Сергей Курганский, рискнувший, как он сам признался, «поддержать Виталия Слободчука, боясь навлечь на себя непонимание молодёжи».

— Наш Махатма Ганди, — пошутил Слободчук.

Курганский практически повторил слова худрука драмтеатра, но перевёл тему на музыку: «Ещё раз подчеркну: если вы занимаетесь музыкой и не знаете классику, не надо браться ни за что другое современное. За современным, с диссонансами, неблагозвучиями, можно легко спрятать своё неумение и отсутствие таланта. За Моцартом не спрячешься — там прозрачность. Если ты научился на сонатах Моцарта или Бетховена, то твори, [в этом случае] ты имеешь право. Я за то, чтобы были основы в любом виде искусства. Я считаю, что если не овладел основами, то ты не способен творить».

— Как только нет основ, ты вытворяешь, как они есть — ты творишь, — заключил Виталий Слободчук.

Фото выставочного зала «Родина», vk.com/vzrodina

Модератор круглого стола стала подводить итоги: «Получается, что мы можем говорить, что Белгородский драматический театр и институт искусств и культуры — это места, где человек свободен в своём творчестве и его ограничивает только его бэкграунд?».

— Его что? — переспросил Слободчук.

— Бэкграунд — интеллектуальный запас, запас его мастерства, духовный ресурс, — объяснила модератор.

— Чтобы было чем делиться, — ответил Виталий Слободчук и попытался продолжить мысль, но его остановили, сообщив, что для этого есть часть, посвящённая театру. Слободчук замялся и сел на стул.

Через несколько минут началась та самая театральная часть. Модератор стала представлять участников и экспертов: «Заведующий кафедрой актёрского искусства, заслуженная артистка России Ирина Чернышёва, режиссёр независимого молодёжного театра „Новая сцена-2“ Оксана Погребняк».

— Актриса питерского разлива, — непонятно в сторону кого отпустил реплику Виталий Слободчук и стал звать Оксану Погребняк выступить первой.

Погребняк, которая всё это время стояла вместе со слушателями, вышла к проектору с телефоном в руках.

— Оксана, ты увеличилась в размерах, — во всеуслышание заявил Слободчук.

— Спасибо, мне очень приятно, — ответила Оксана Погребняк, показывая, что замечание было хамским. — Я вчера смотрела лекцию Дмитрия Быкова, и он говорил о том, что искусство модерна могло появиться только в той среде, где были очень хорошие и крепкие традиции. И, конечно же, традициям должно что-то противостоять и противостояло, — что-то новое и современное. То, что естественно основывается на традициях. Как говорят мои мастера в ГИТИСе, в театре можно всё, что не угрожает жизни и здоровью партнёра. В ГИТИСе нас активно учат школе. Той самой школе, о которой вы говорите. Но Иосиф Леонидович Райхельгауз, у которого я учусь, говорит, что можно изучить всё, но сейчас важно найти что-то своё и двигаться в новом.

Фото Людмилы Дробновой

Погребняк перевела разговор в сторону совмещения современных технологий и театра так, что её выступление окончательно стало похоже на презентацию нового iPhone. И с того же телефона начала цитировать современного драматурга Ивана Вырыпаева: «Недавно я понял для себя одну классную вещь: когда технологии идут вперёд и развиваются сумасшедшими темпами, театр, в котором всё живое, а актёры не говорят через микрофоны, с каждым днём становится более востребованным. Многие области искусства сейчас автоматизируются, но театр — единственный, кто может конкурировать со всеми остальными. Телевизор можно смотреть через интернет, в кино используются спецэффекты, а у театра единственный выход — живой показ на сцене».

— Что касается вопросов свободы творчества и свободного существования, я не могу с вами говорить откровенно о том, свободен ли мой театр, у которого есть в названии слова «независимый» и «молодёжный». Мне постоянно задают вопросы: «От чего вы независимы?», «От кого?», «Как проявляется ваша независимость?». Это сложные вопросы, но мы настаиваем на таком названии, и оно остаётся, потому что те ребята, которые участвуют в этих спектаклях, — это свободные люди, которые говорят о чём им хочется. Если мы хотим поставить пьесу Ивана Вырыпаева «Пьяные», мы берём и ставим. И если в пьесе есть ненормативная лексика, то мы её вырезаем, потому что у нас есть своя внутренняя самоцензура. Мы не можем говорить текстом, который написан в пьесе здесь, в Белгородской области. И мы не говорим. Но от этого сам текст пьесы, и сама история, и обстановка не становятся хуже. Все знают, что во всех спектаклях мы всё это режем и цензурируем, но совсем недавно ребята съездили в Самару и сыграли спектакль «С училища», в котором есть нецензурная лексика, которую не выкинуть, потому что на ней сюжет закручивается [...]. В Самаре мы этот спектакль играли в Самарском государственном университете и взяли Гран-при. Там никто никаких претензий ни к пьесе, ни к спектаклю не имел. Но в Белгороде мы не можем найти даже негосударственное пространство, которое бы нас приняло с этим спектаклем, потому что все боятся, — закончила Оксана Погребняк.

— Оксаночка, миленькая, солнышко, спасибо вам за выступление, — поблагодарил Виталий Слободчук и снова непонятно кому почти шёпотом через небольшую паузу бросил реплику: «Чудо питерское, напротив».

Фото выставочного зала «Родина», vk.com/vzrodina

— Свобода — свобода. Не убирайте это слово «независимый» и творите-вытворяйте, что хотите, но каждое дело на земле должно быть кому-то нужным. И мы должны быть нужны зрителю, чтобы он пришёл к нам. Чтобы мы не просто для себя [делали]. Мы же хотим что-то сказать миру. [Театр — это] кафедра, с которой можно сказать миру. В театр заходит толпа, а выходит народ! — воскликнул Слободчук, — Мы этим руководствуемся, когда выбираем, что показать людям, чтобы у них на душе стало легче и лучше от того, что мы подарим им как скрепы. Чтобы вышли и [сказали]: «Ой, ну слава богу!». Я каждому режиссёру говорю: «Свет оставьте. О чём угодно говорите, но свет оставьте!» [...] Наше счастье — быть нужным. Мы сегодня счастливые, потому что угадали. Народ к нам идёт, чтобы чуть-чуть услышать, чуть-чуть почувствовать, озаботиться. И вон, билеты уже продают на февраль. Понимаете? Быть нужным! А быть независимым, работать себе в портфель или просто друг для друга — это уже другая история. Это искусство или не искусство, кому это нужно, я не знаю. У умных людей есть поговорки: хочешь идти быстро — иди один, хочешь идти дальше — иди вместе. Вот мы хотим идти дальше. И когда разрешили свободу, что предложила творческая интеллигенция? Где те открытия? Где взлёты духа? Мат-перемат, обнажённые, и всё.

Сергей Курганский снова решил поддержать худрука Щепкинского театра и уйти, потому что уже опаздывал в филармонию. Этим вечером, судя по афише, там играли концерт «Петр Чайковский и Сергей Рахманинов. Ближний круг».

— Художник свободен, но если он выходит в публичное пространство, он должен понимать — не оскорбит ли кого-то другого его творческий продукт. Это совершенно разные вещи: если ты свой творческий продукт демонстрируешь в кругу близких и если ты выходишь публичное пространство. Вот, например, молодёжи, наверное, не понравится, что я скажу, но года два назад с женой мы были на одном спектакле в «Гоголь-центре», и там [были] и фаллосы, и раздетые. Я считал себя оскорблённым, я не знал, куда глаза одеть. Мне не понравилось. Та свобода, которая была продемонстрирована, покушалась на мою свободу не видеть этого. Я не хотел этого, — признался Сергей Курганский.

После ухода Курганского поддерживать Виталия Слободчука вышла заведующая кафедрой актёрского искусства БГИИК и актриса БГАДТ имени Щепкин Ирина Чернышёва.

— Дворянская кровь нашего театра, — представил Чернышёву Виталий Слободчук.

— Я что хочу сказать о голых и сценах секса. Лет 15 назад я видела спектакль, который назывался «Клаустрофобия». Там был мат, но он настолько был произнесён негрязно и неругательно, поэтому не вызвал ни одной отрицательные эмоции. Оксаночка, я к вам обращаюсь. Где вы? Я вас не вижу. Когда я вижу московские и многие провинциальные театры, которые собирают зрителей голыми делами и сексом, я называю это этической дефективностью. Более того, у меня дочка — психиатр: люди, которые следят со сцены и из телевизоров за сексуальными сценами, психически больные. Зачем мне смотреть чужой половой акт? Это интимные вещи, которые вызывают просто рвотный рефлекс, — высказалась Ирина Чернышёва.

Фото Людмилы Дробновой

— Свой приятнее, — вставил Слободчук.Чернышёва продолжила: «Оксана, ещё раз к вам. Когда господин Грымов ставит спектакль „На дне“, и у него Лука делает педикюр, маникюр — он парикмахер. А сам спектакль о бедных несчастных людях с Рублёвки, которые живут в „золотых клетках“ и не могут с этого золотого дна никуда выбраться. Господа, о чём речь? О каком ноу-хау? Это контркультура, она свершено противоположна той культуре, которую мы завоёвывали много лет и тянет нас всё ниже и ниже».

Но ведь театр Грымова — это же один из [самых] плохих театров в Москве. Почему вы приводите в пример его? Почему не приводите Дмитрия Крымова, Константина Богомолова, Кирилла Серебренникова? — спросила Погребняк.

Фамилия Богомолова особенно не понравилась Виталию Слободчуку, и он театрально выпалил: «Ой-ой-йо-йой». Затем навал фамилии самых известных российских театральных режиссёров и заявил, что сейчас в России нет такого режиссёра, за которым бы «тянулись и шли».

— Кирилл Серебренников, — возразила режиссёр театра «Новая сцена-2».
— Ну, что Серебренников? Вы скандал ещё хотите? Что за ним стоит? — не сдавался худрук драмтеатра.

Погребняк продолжала стоять на своём: «Он снимает фильмы. За ним огромное количество учеников — седьмая студия МХАТа».

Слободчук тоже: «Да хоть пятисотая, он должен творить и душу поднимать, а не опускать!».

Внимание художественного руководителя драмтеатра на себя переключил один из слушателей.

— Вы вначале сказали, что если не знать Бетховена и Моцарта, то нельзя делать новую и хорошую музыку. Почему я не могу не знать?

— Потому что там высокие чувства, высокие эмоции, высокие знания, высокий ум, высокий талант. Ты на этом можешь дальше идти, а если ты просто хочешь показать себя — расскажи, мне, может, будет интересно, — ответил Слободчук.

— Вы знаете группу Beatles? В курсе, что ни один из участников Beatles не знал нотной грамоты до конца существования группы?

— Но они делали искусство.

— Но не знали нотной грамоты.

— Ну, так ты повтори их! Пойди сделай, как они. Без образования, без всего. Ты же не сделаешь так. А у них получилось. Молодцы. Они талантливы от бога. Им Бог дал, они собрались и всё, — сказал Слободчук, покидая круглый стол вслед за Курганским, сославшись на то, что ему нужно в театр. Там, судя по афише, шла «Нереальная история на реальных событиях „Зимы не будет“».

Фото выставочного зала «Родина«, vk.com/vzrodina

В разговор о Beatles вмешался приглашённый священник и попытался донести до участников, что любой музыкант должен нести ответственность за свои песни. От идеи, что музыкант должен думать, что из-за его песни кто-то может стать убийцей, парень, который спорил с Виталием Слободчуком, стал недоумевать ещё больше. А молодая часть круглого стола совсем не оценила примеры про серийных убийц и «керченского стрелка». Из зала послышалось тихое «что за бред?».

Привести всё хоть к какому-то логическому концу, когда главные участники дискуссии разошлись по «третьим местам», вызвалась одна из слушательниц.

— Человеку, который не хочет думать, будет не интересно ни в классическом театре, ни в современном, потому что нужно иметь какой-то багаж, думать. Первый раз современный спектакль я увидела в Севастополе, он назывался «Чехов курит», и это было просто невероятно. Я увидела театр совершенно по-другому. В нашем Щепкинском театре есть просто отличный спектакль «Куклы», «Гамлет». Там всё понятно и заставляет тебя думать. Если ты тупой, то никакой театр ничего не даст. Интеллигентный человек никогда не будет говорить «фу», когда ему показывают обнажённых людей. Он будет думать: «А зачем вы показали?», «Что вы хотели донести?» Тут говорилось, что никто ничего не создаёт. Да куча всего классного нового и интересного, то что продвигает высокие ценности и заставляет молодёжь думать. Я смотрела спектакль «Я — пулемётчик» театра «Новая сцена-2» и настолько была потрясена, что потом полчаса плакала, потому что это реально важно. Задача театра ещё и в том, чтобы поднять важные проблемы и заставить людей подумать о чём-то важном, что происходит в мире, — резюмировала участница дискуссии.