«Уже никогда хорошо не будет». Как близкие и родные прощались с мобилизованным белгородцем, погибшим на СВО

Игорь попал в зону боевых действий в феврале 2023 года, а погиб в ноябре 2024-го. Ему был всего 31 год. Валерия Кайдалова вместе с близкими проводила его в последний путь.

«Уже никогда хорошо не будет. Забрали моего Игоря»

Тяжёлые, холодные капли дождя барабанят по крыше и стенам высокого частного дома из красного кирпича. Возле ворот дома — трое мужчин в чёрных куртках напряжённо курят, тихо переговариваясь между собой.

Входная дверь во двор легко поддаётся, и я захожу внутрь. Далее прохожу в тихий коридор дома, нерешительно останавливаясь перед высокими ступеньками — на них не меньше 15 пар обуви: мужские ботинки, женские сапоги, кроссовки. За железной дверью, разделяющей прихожую и комнаты, не слышно ни разговоров, ни плача. Сегодня в этом доме поселилась беда: здесь прощаются с мужем, отцом и сыном, но если этого не знать, то тут, за дверью, можно подумать, что люди собрались по какому-то приятному поводу, и вот-вот раздастся чей-то смех или музыка.

Игоря призвали на службу во время частичной мобилизации в октябре 2022 года. Вместе с другими белгородцами он попал в лагерь мобилизованных в Воронеже. Там их несколько месяцев обучали на военных-артиллеристов, а после обучения обещали направить в одно из сёл Белгородской области, но вместо этого в январе 2023 года все несколько сотен мобилизованных из Белгородской области оказались в зоне боевых действий в ДНР, где их распределили в «Первую отдельную гвардейскую мотострелковую Славянскую бригаду» (ранее Народная милиция ДНР — прим. Ф.). Там они стали пехотинцами и застряли в «котле», где шли ожесточённые бои между российской и украинской армиями.

— Здесь всё меняется каждый день, я уже боюсь просыпаться с утра и понимать, что сейчас что-то изменится. Мы пока держимся, но я не знаю, что будет завтра или послезавтра, — рассказывал в 2023 году «Фонарю» мобилизованный.

С того момента прошёл год и 11 месяцев. Игорь погиб.

***

Когда я открываю входную дверь его родительского дома, я захожу в человеческое горе. Жена погибшего — высокая темноволосая женщина с опухшим от слёз лицом и красными глазами, не переставая, плачет. В какой-то момент она сползает по стене, и другие плачущие женщины порываются её поддержать. Кажется, что плачут в этом доме даже стены.

Светловолосая женщина в чёрном платке, видимо, близкая родственница погибшего, переходит от одного пришедшего проститься к другому, судорожно обнимая каждого и повторяя одну и ту же фразу: «Как же так! Как же так!». Пожилая сухонькая старушка с блестящими от слёз глазами заботливо выдаёт бахилы вновь пришедшим, объясняя: «На кладбище наденете, чтобы не испачкаться». Вдова, собравшись с силами, подходит ко мне и обнимает:

— Как жаль познакомиться при таких обстоятельствах, — сквозь слёзы говорит она.

— Примите мои соболезнования, — только и могу выдавить из себя я.

Чуть дальше по коридору — вход в большую светлую гостиную, где на стульях сидят пришедшие проститься — в основном молодые мужчины и женщины в чёрном, среди которых выделяется крупный с короткой стрижкой мужчина в камуфляже — один из сослуживцев Игоря.

***

На комоде большая фотография круглолицего улыбающегося молодого мужчины с яркими светлыми глазами в камуфляжной форме, перевязанная чёрной лентой. Перед ней стоит рюмка водки, накрытая хлебом по христианской традиции — считается, что это нужно для того, чтобы душа ела и пила, пока она 40 дней остаётся в мире живых.

На своей странице в соцсетях Игорь нечасто выкладывал фотографии со службы и лишь иногда писал о ней несколькими предложениями. Одна из последних «Мирного неба всем...» — тёмная фотография, сделанная, видимо в блиндаже или в землянке. На ней мужчины с перепачканными землёй лицами смотрят прямо в камеру.

Фото из социальных сетей мужчины

В доме я не вижу других фотографий погибшего, кроме той, что на комоде. Полочки шкафа заставлены фотографиями дочери Игоря: вот маленькая улыбающаяся девочка в костюме феи с волшебной палочкой, а вот она уже принцесса, сидящая на полумесяце. Сегодня ей предстоит пройти через одно из самых сложных и совсем не детских испытаний — проводить отца в последний путь.

Жена Игоря все ещё стоит, прислонившись к стене, когда бабушка погибшего подходит к ней, поглаживает по плечу, а потом крепко прижимает к себе.

— Мы же на радостном мероприятии с тобой познакомились. Как же так! И его жалко, и тебя тоже жалко, — причитает пожилая женщина.

В ответ молодая женщина снова срывается на крик-плач, уронив голову на плечо бабушки. Через несколько минут, успокоившись, берёт себя в руки.

— Когда Игорешу привезут, нужно... — начинает она, но дальше не может закончить мысль и вновь плачет навзрыд.

— Может ты присядешь? Лучше станет, — обращается к ней одна из пришедших проститься.

— Его больше не будет и уже никогда хорошо не будет! Не будет! Забрали моего Игоря!.. — в голос кричит вдова, ещё сильнее сползая по стене и прижимая руки к груди.

Окружившие её женщины предлагают присесть, выйти подышать на улицу, принять успокоительные, но вдова от всего отказывается и просит дать ей побыть одной, собираясь выйти из дома.

— Я уже неделю пью корвалол, мне ничего не помогает. С начала СВО я пью эти успокоительные! — добавляет женщина, снова не в силах сдержать слезы.

«Бабулечка, я так не хочу умирать»

Тишина в доме не воцаряется ни на секунду. Сквозь женский плач со всех сторон до меня доносятся обрывки фраз: «Единственный сын в семье был..», «Да как же мы теперь...», «Такой хороший был...». В этот момент бабушка Игоря обращается к его сослуживцу: «Когда он уехал, он звонил мне и спрашивал: „Бабулечка, со мной точно всё будет хорошо? Бабулечка, я так не хочу умирать“», — вздыхает пожилая женщина, утирая слёзы.

Кто-то говорит, что приехала похоронная служба. Все собираются выходить на улицу. Побледневшая вдова погибшего, кажется, едва в силах переставлять ноги. Она выходит в коридор и пытается обуться.

— Мужа хоть не в тапках встречать надо, — потерянно говорит она.

Мужчины и женщины застыли, словно каменные фигуры, — все их взгляды обращены на ворота. Когда они открылись и во двор дома вошли несколько мужчин в чёрных куртках с надписями «Городская похоронная служба» на спинах, женщины вокруг заплакали ещё отчаяннее.

— Ой, Игорёша! Игорёша! — закричала вдова.

— Сынок, сыночек! — заплакала мама — женщина с рыжими волосами, кажется, ещё совсем молодая.

Работники похоронной службы молча занесли гроб с телом в крытую беседку и поставили для прощания, открыв крышку.

— А что ж его расцинковали? Не должны были, — шёпотом сказал кто-то из пришедших.

Игоря действительно должны были хоронить в закрытом цинковом гробу с окошком, как обычно хоронят всех военных, но когда родственникам сообщили, что мужчину можно похоронить в деревянном гробу и попрощаться с ним, его «расцинковали».

С момента гибели Игоря прошло больше девяти дней. В мужчине, лежащем в гробу, никак нельзя узнать того, который на фотографии в доме. Он скорее напоминал застывшую восковую фигуру с побледневшим лицом и впалыми щеками. Это лицо навсегда застыло, теперь на нём нём нет ни боли, ни страха. Хоронить решили мобилизованного в военной форме, ноги и большая часть торса укрыты белым ритуальным покрывалом.

Пока люди вереницей подходят к гробу, прощаются и кладут цветы, сослуживец погибшего — большой крепкий мужчина — молча стоит чуть поодаль, сложив руки в замок перед собой. Его спутница, молодая женщина, замерла, уткнувшись ему в плечо.

— Очень хороший был человек. Мы, белгородцы, всегда старались держаться вместе, друг за друга. Нас сейчас очень мало осталось. Из *** (мы не приводим конкретные цифры по требованию российского закона — прим. Ф.) — десять человек. Нам с Игорем вместе награды дали. Мне — [медаль] Жукова*, а ему — [медаль] Суворова*, — вздыхая рассказывает мужчина.

Именно он привёз тело своего друга домой.

— Я сейчас развожу груз 200, и я вёз Игоря домой. Я долго не знал, как жене сказать, что он погиб, до последнего момента тянул. Пока ей кто-то не позвонил и не сказал: «Примите мои соболезнования». Она сначала не поверила, но тогда я сам ей позвонил и подтвердил, что Игорь погиб, — рассказывает сослуживец погибшего.

Вдова, мама, бабушка, дочка — женщины, которые любили его при жизни, — не могут унять слёз, гладят руки, волосы, лицо погибшего, словно не в силах поверить, что видят его в последний раз.

— На кого ты меня оставил, мой золотой? Это ты должен был хоронить меня, а не я тебя. Золотенький ты мой, закрыли глазки твои навсегда. Прости меня, пожалуйста, что не уберегла тебя. Прости меня, мой маленький, мой красавец. Прости меня, внучек, прости, моя кровинушка. Я знаю, что умер с молитвой на губах, с Боженькой, — разговаривает с умершим внуком бабушка. — Доченька твоя пришла, доченька!

Девочке на вид около десяти лет, она молча подходит к гробу и кладёт на него руку. Несколько секунд смотрит в закрытые глаза отца, а затем с криком падает на колени перед гробом.

— Папа! — истошный крик ребёнка проносится по всему участку. — Нет, нет, папочка, нет. Папочка, прости, что не писала тебе, прости, что не звонила. Я ждала, когда ты приедешь ко мне. Я так скучаю, я так ждала тебя. Я не могу без тебя! — обращается плачущая девочка к отцу, судорожно цепляясь руками за стенки гроба.

Мама обнимает её за плечи, отводя в сторону. Они ещё долго молча обнимают друг друга.

— Зачем тебе нужна была эта [Роскомнадзор]? Будь они все там прокляты. Будь они все трижды прокляты. [...] (здесь была фраза, которая подпадает под возможное нарушение закона, поэтому мы вынуждены были её удалить — прим. Ф.) Внучек, ты говорил, [Роскомнадзор] эта проклятая кончится летом, ты приедешь к нам. Я ждала, что ты приедешь к нам. Ты пообещал, что летом, на свой день рождения уже будешь дома. Будь [...] (здесь была фраза, которая подпадает под возможное нарушение закона, поэтому мы вынуждены были её удалить — прим. Ф.), — повторяет бабушка Игоря.

— Ты говорил: «Я приеду, всех соберу». Всех собрал... — обречённо говорит вдова.

Похоронщики руководят процессом и объявляют о том, чтобы все выдвигались на кладбище. Гроб с телом закрывают и грузят в катафалк. Процессия недолго медленно движется за ним, а затем люди рассаживаются по машинам и уезжают на кладбище, чтобы похоронить Игоря.

«Помолимся за убиенного воина»

Игоря отпели как «убиенного воина» в храме иконы Божией Матери «Взыскание погибших». Здесь же родные простились с ним, и гроб закрыли. Мужчину решили похоронить на аллее славы на Юго-западном кладбище.

Когда мы подъезжаем ближе, кажется, ей нет ни конца ни края — повсюду флаги и далеко уходят свежие холмики с крестами и фотографиями российских военных, усыпанные цветами. Пытаюсь разглядеть фотографии, заглянуть в глаза совсем молодых парней, чтобы найти там ответ на вопрос: «Как же так?»...

Тяжёлые дождевые капли барабанят по закрытому гробу, похоронщики установили его на дороге. Рядом по стойке смирно выстроили солдат, наверное, срочников. Мокрая форма на их рукавах и спинах надувается и разглаживается от порывов ветра. Чуть поодаль от похоронной процессии выстраивается квартет военного оркестра. В один момент по команде срочники маршем подходят к гробу, становясь по обе его стороны. Оркестр затягивает грустную мелодию.

Срочники растягивают российский флаг над гробом, в котором лежит убитый осколком молодой мужчина.

Сверху на крышке сиротливо лежит слегка примятая то ли от ветра, то ли от сильного дождя фуражка Игоря, а капли продолжают прибивать её к крышке гроба ещё сильнее.

Неизвестная мне грустная мелодия вдруг сменяется гимном России. Громкое звучание инструментов прерывается только непрекращающимся плачем вдовы погибшего, которая в последний раз видит своего мужа. Как только гимн заканчивается, работники похоронной службы уносят гроб к свежевыкопанной яме, а собравшиеся следуют за ними.

Не в силах последовать за родственниками и близкими умершего я стою на месте, на дороге, где прошло последнее прощание. У новой могилы ненадолго скапливаются чёрные зонты и спины людей. Нет уже ни плача, ни стонов.

Воцарившуюся тишину разрывают два громких автоматных выстрела, от которых хочется прижаться ближе к земле. Затем ещё два и ещё — прощальный салют молодых солдатиков погибшему воину.

Родственники стоят возле могилы. Солдаты с каменными лицами встают в строй и шеренгой возвращаются к тёмно-зелёному автобусу, который привёз их. Я сажусь в машину и, отъезжая, смотрю на развевающиеся флаги аллеи героев — синие, зелёные, чёрные. Для Игоря всё кончено, но его могила в начале нового ряда...


Редакция Fonar.tv продолжает работать, честно предупреждая читателей о том, что мы можем сделать, а что нет, рассказывая в том числе истории, подобные описанной выше. Но мы будем признательны вам за поддержку. 300, 500 рублей в месяц от вас регулярных платежей позволят нам делать ещё больше и быть чуть более уверенными в завтрашнем дне. Поддержите Fonar.tv! Вместе с вами мы сможем работать дальше! Мы надеемся на вас!
Валерия Кайдалова

Читайте также

Нашли опечатку? Выделите текст и нажмите Ctrl + Enter.

Похожие новости

В Белгородской области ввели субсидии для охранных организаций на случай военного времени и мобилизации

В Белгородской области ввели субсидии для охранных организаций на случай военного времени и мобилизации

«Он сказал: „Сынок, не переживай, мы будем вместе“». История Елены Евсюковой, потерявшей на СВО сначала сына, а потом мужа

«Он сказал: „Сынок, не переживай, мы будем вместе“». История Елены Евсюковой, потерявшей на СВО сначала сына, а потом мужа

Полиция ищет порезавших шины автомобиля с буквой Z в Белгороде

Полиция ищет порезавших шины автомобиля с буквой Z в Белгороде

«„Беженских“ 10 тысяч рублей не хватает даже на РВП». С какими сложностями сталкиваются украинцы при оформлении документов в Белгороде

«„Беженских“ 10 тысяч рублей не хватает даже на РВП». С какими сложностями сталкиваются украинцы при оформлении документов в Белгороде

«Я помню, как страшно кричала женщина в горящем доме». Что рассказывают очевидцы о трагедии 3 июля в Белгороде

«Я помню, как страшно кричала женщина в горящем доме». Что рассказывают очевидцы о трагедии 3 июля в Белгороде

В Белгороде вернут на балкон один из символов СВО на Украине

В Белгороде вернут на балкон один из символов СВО на Украине

«[Роскомнадзор] коснулась даже детей». «Национальный центр помощи пропавшим пострадавшим детям» привёз в Белгород гуманитарную помощь для детей-беженцев

«[Роскомнадзор] коснулась даже детей». «Национальный центр помощи пропавшим пострадавшим детям» привёз в Белгород гуманитарную помощь для детей-беженцев

«Я бы отдала любые деньги, чтобы вернуть сына». Как живёт белгородка, потерявшая сына на спецоперации

«Я бы отдала любые деньги, чтобы вернуть сына». Как живёт белгородка, потерявшая сына на спецоперации

В Белгороде хотят сделать сквер «Героев СВО»

В Белгороде хотят сделать сквер «Героев СВО»


-->