«Пойду себя на площади *****. Если меня никто не слышит, хоть так увидят!». Мать белгородца, обвинённого в сексуальном насилии, пытается защитить сына

Анна И., мать военного контрактника, рассказала «Фонарю», что её сына обвинили в грабеже и насилии сексуального характера. Молодой мужчина уже больше полугода сидит в СИЗО, ему не дают видеться с родными. Сейчас начался суд. Женщина считает, что доказательства против сына якобы сфальсифицированы. Женщина обращается во все инстанции, однако её жалобы отклоняют.

— Моему сыну 19 лет. Он был у меня на СВО, служил в армии по контракту, но позже расторг контракт и был отправлен в запас. Сын приехал домой, и получилось так: он гулял, и оказалось, что якобы недалеко от нашего дома было совершено нападение на женщину. Моего мальчишку подобрали [полицейские], так как он якобы был похож по приметам [на подозреваемого]. Нападение было 9 июля, а сына задержали 12 июля. Притащили его в ОВД на очную ставку. На очной ставке была 55-летняя женщина, которая заявила, что человек, похожий на моего сына, напал на неё, душил её и совершил с ней насильственные действия сексуального характера, а также ограбил.

Всё это было на улице, под забором, на улице Студенческой, на тротуаре — в 8 утра. Сын в это время был дома, переписывался во «ВКонтакте» со своими друзьями. Уже шесть месяцев он сидит в СИЗО, — вспоминает Анна.

По словам женщины, её сына заставили написать явку с повинной — молодому человеку угрожали украинскими пленными.

— 14 июля они [полицейские] забрали сына и заставили его написать явку с повинной. Три дня таскали по полиции, пять человек на него давили, сказали: «Ты был на Украине, ты принимал участие в спецоперации. Если ты сейчас не возьмёшь на себя это преступление, мы тебя посадим в камеру с пленными нацистами, и они будут с тобой такое делать, что ты все преступления на себя в городе возьмёшь». Я не знаю, что с ним произошло, почему он не устоял — всё-таки 19 лет мальчишке, поэтому он под их диктовку написал явку с повинной. Затем полицейские показали явку этой женщине: «Узнавай, это он». Только после этого она подтвердила, что это мой сын, хотя раньше говорила, что не он. Теперь женщина требует с сына компенсацию в 300 тысяч рублей, — продолжает мать свой рассказ.

Женщина обращает внимание, что на потерпевшей не осталось следов, несмотря на заявление об удушении. Что же касается повреждения внутренних половых органов, то они есть, но, по данным медиков, могли образоваться естественным путём у зрелой женщины.

— Эта женщина заявила, что мой сын угрожал ей смертью. На камерах видно: идёт женщина, а за ней человек, но не мой сын. Она и одежду постоянно путала: то сперва мужчина был в белой рубашке, потом уже утверждала, что в защитной футболке, но постоянно говорила, что на нём были клетчатые брюки, которые потом искали у нас. Нападавшего она видела две секунды, он ей запретил на себя смотреть. При этом она сказала, что мимо проходила пожилая женщина, которая пыталась их пристыдить. По словам пострадавшей, она раздевалась на улице, но на помощь никого не звала. Мимо проходили молодые ребята, видели, что ***** (далее она приводит детализированное описание попытки сексуального насилия, которые мы опускаем — прим. Ф).

Когда у нападавшего не получилось совершить запланированное, он потребовал у женщины деньги. Она сама отдала 6 тысяч рублей, он до её сумки не дотрагивался, потому что на ней нет отпечатков Следователь пишет, что она не звала на помощь, так как якобы была в сильном ступоре, была перепугана и боялась, что он её убьёт. В руках у нападающего ничего не было. После ограбления насильник ушёл, женщина оделась, ушла на работу и уже оттуда вызвала полицию. Вот такой кошмар они составили, — ужасается белгородка.

Анна не верит, что её сын мог совершить описанное.

— Может, на эту женщину кто-то и нападал, но только не мой сын. Он у меня не страдает, чтоб бегать за возрастными женщинами. Он из армии пришёл после боевых действий, за ним девчонки бегали табунами. Возможно, и был этот преступник, но они схватили моего сына — первого попавшегося, вместо того, чтобы искать настоящего.

Сын ещё проходил полиграф. Исследование опровергло его причастность к преступлению. Но это для суда не является доказательством. Есть ещё кое-что: когда сын был несовершеннолетним, он с мальчишками украл йогурты из киоска. Тогда его поставили на учёт, и теперь репутация подмоченная. Так они решили закрыть дело, — объясняет Анна.

Женщина говорит, что расследование якобы велось с нарушениями. В частности, она обращает внимание, что обыск в её квартире проходил без понятых и без согласия проживающих.

— 12 июля вечером я пришла домой. Там были моя лежачая сестра-инвалид и мама. Следователь вторгся к нам в квартиру без каких-либо документов. Это статья 139-я Уголовного Кодекса «Нарушение неприкосновенности жилища». Полицейские произвели у нас обыск якобы с согласия сына. Но они должны были спросить согласие у собственницы квартиры и всех жильцов, а они ничего не спросили. Следователь показал мне на секунду свою корочку, а потом убрал её. Мы испугались, ведь пришли люди в военной форме, [Роскомнадзор] повсюду, всё летает, а тут следователь в одежде военного и мужчины с оружием. Мы думали: может, военная полиция, поэтому не помешали, когда полицейские входили.

Они начали искать среди наших вещей одежду преступника — клетчатые брюки и туфли. Копались в моих личных вещах, перебирали трусы, лифчики, фотографировали шкафы. Понятых не было. После того, как они облазили нашу квартиру, нам не дали нигде расписаться, ни с чем ознакомиться. Я написала заявление о преступлении, так как полицейские незаконно проникли в дом.

Тогда в квартире находилась моя тяжелобольная сестра, выписанная после операции, она лежала голая — лето, жара. Я проводила гигиенические процедуры, меняла памперсы, подмывала её и делала перевязку, рана была открытая. А эти мужики ввалились к нам в квартиру и видели мою сестру раздетую, требовали её поднять, потому что думали, что под ней могут лежать улики. На сестру всё это произвело потрясение, так что обострились все болезни. У неё тяжёлое заболевание — рассеянный склероз. Через десять дней сестру госпитализировали в больницу, — делится Анна.

После обыска из квартиры пропала грязная футболка подозреваемого, с которой полицейские могли взять материал для ДНК-теста.

— После визита с обыском до меня стало доходить: у меня дома нет футболки, которая была в грязном белье. Это, конечно, ничем не докажешь. Это только теперь вижу и знаю, как они всё это состряпали. Они сделали справку, будто на одежде той женщины есть следы эпителия моего сына и даже кровь. Но на моём сыне никаких кровотечений и ран не было... На экспертизу полицейских мы делали свою независимую рецензию. Она полностью ставит под сомнение их экспертизу: оперативники взяли для исследования слюну моего сына сами без присутствия врачей, с нарушениями, и, возможно, пошли намазывать, что им надо, — сомневается в честности расследования белгородка.

Анна отправляет жалобы в различные инстанции, однако это не помогает. Из-за безвыходности ситуации у женщины опускаются руки.

— Я каждый день жалобы пишу: президенту, Бастрыкину (Александр Иванович Бастрыкин, председатель Следственного комитета РФ — прим. Ф.), в Генпрокуратуру, но всё оттуда, из Москвы, спускали ниже и ниже — жалобы возвращались тем, на кого я их писала. Это чудовищная ситуация. Я ничего не могу сделать, хотела совершить суицид, думала: «Пойду себя на площади ***** (указание на способ самоубийства, поэтому мы не приводим его — прим. Ф.). Если меня никто не слышит, хоть так увидят!».

Суд был 11 января, следующее заседание проходило 25 января. Меня на них не пускают, они закрытые. Судья запретил свидания, следователь тоже не давал видеться с сыном. Уже дважды я писала заявления на встречи, но мне отказывали без объяснения причин. Мне кажется, что это нарушение прав человека. Судья тоже зачитывала апелляцию без части, где были указаны нарушения. Она оставила всё без изменений и продлила сыну срок ареста. Что бы мы ни делали — всё без изменений.

На моего сына будто спецзаказ поступил, хотят его спрятать. Я не знаю, может, там, где он был, он что-то видел — я уже на это думаю, подозреваю. Ну зачем он нужен? Он же кто? И тётка эта никто. И мы никто, чтоб нас за что-то сажать. Мы ничьё место не занимали, ни у кого ничего не крали, никого не убили и не побили. Тётка эта, якобы потерпевшая, бегает и ждёт 300 тысяч.

Сын пишет в письмах: «Мама, всё хорошо» — ничего не хочет рассказывать, меня жалеет. Говорит, жалеет, что в детстве не слушался, что банку мёда разбил когда-то. Мелочи всякие, в общем. Ничего он не пишет толком — только: «Мама, я не виноват. Я этого не делал». И я же знаю, что не делал! — плачет Анна.

Позиция белгородского Следкома

В пресс-службе белгородского Следкома дали ответ на запрос редакции, но смогли пояснить только некоторые моменты, потому что дело уже рассматривает суд, а следователи не уполномочены комментировать обстоятельства дела, если оно было направлено в суд.

Известно, что материалы уголовных дел за насильственные действия сексуального характера и грабёж, в которых подозревают сына женщины, следователи направили в суд ещё 25 ноября.

— В связи с тем, что в настоящее время уголовное дело находится на стадии судебного рассмотрения, давать комментарии о ходе расследования и полученных доказательствах не представляется возможным, так как идёт стадия судебного следствия. Всем собранным доказательствам будет дана оценка судом, — прокомментировали наши вопросы в суде.

В Следкоме заявили, что у них не было официальных обращений от матери о предоставлении свиданий с сыном (сама женщина опровергает это и готова предоставить вторые экземпляры обращений, которые есть у неё — прим. Ф.). Обыск в квартире женщины суд признал законным, оценку ему как доказательству будет давать судья.

— В связи с отсутствием в следственном органе материалов уголовного дела ответить на вопрос о том, какие предметы изымались в ходе обыска, не представляется возможным, — пояснили в пресс-службе ведомства.