— Сергей Владимирович, чем вы занимаетесь сейчас?
— Сейчас я работаю в одной некоммерческой организации заместителем директора. Организация занимается мониторингом качества продуктов питания по области.
— То есть, вы ещё не на пенсии?
— Мне далеко до пенсии.
— Не хотите?
— Не я не хочу, а мне не положено. Я на пенсию могу выйти только в 64 года, а мне 58 сейчас, мне шесть лет ещё работать! «Благодаря» нашим товарищам из «Единой России», для моих одногодок пенсия отодвинута ещё на четыре года. А я встречаю своих одноклассников, которым также по 58 лет. Один — работает на заправке, «вставляет пистолеты», другой — трудится охранником с зарплатой в 12 тысяч рублей.
Сергей Петров, фото из архива chr.aif.ru
— А вы решили пойти в политику?
— Пока так. Не то, чтобы я решил пойти в политику, но решил попробовать пойти в политику. Приглашение поступило, почему бы и не попробовать?
— Зачем?
— Работать. У меня специальность — правовед. Я заканчивал воронежский институт по специальности «правоведение», квалификация — юрист. Писать законы в Белгородской областной думе должны юристы, правоведы — такие, как я! Я просто ощущаю, что имею знания и опыт [для того, чтобы писать законы]. Я 16,5 лет работал руководителем [антимонопольного] управления, до этого — пять лет ведущим специалистом, главным начальником отдела защиты прав потребителей. Я работал четыре года начальником правового управления аппарата губернатора области, я эти [существующие] законы писал в том числе и знаю, как это делается, и, на мой взгляд, законы должны писать депутаты-специалисты, а не какие-то там футболисты, волейболисты. Они умеют играть в мяч — и пусть играют.
Здесь жил чемпион СССР по футболу, мой друг детства (мы разговаривали с Сергеем Петровым в его доме в микрорайоне Старый город — прим.Ф.). Сейчас он в Днепропетровске тренирует вратарей — Валерий Городов. Один из его воспитанников [сейчас играет] в «Реал Мадрид», а если его сюда [позвать] к нам в думу, и он станет писать законы, много он напишет?
Я сомневаюсь. Так же и я. Я не смогу тренировать вратарей или в волейбол [детей] учить играть. Это не моё! В последнем составе облдумы юристов было раз-два и обчёлся. И то, это те, которые, по моим сведениям, получили специальность заочно, когда им уже по 50 лет было. То есть, я практикующийся правовед-юрист, я знаю, как это делается и я в себе ощущаю готовность это делать.
И вообще, что такое «депутаты пишут законы»? Депутат сказал там, и всё, а их пишет аппарат правового управления, где работает под 20 человек. Вот они и пишут.
— Тогда зачем вам становиться депутатом, если в этом не будет вашей работы?
— Не будет моей работы?
— Вы говорите что 99 процентов работы делают не депутаты.
— Так это шлифовка, потому что депутаты-волейболисты не знают, как это делается, понимаете? А они должны это знать. Вот принимается, например, «закон о бюджете» — это огромная кипа бумаг, там должны нести чемодан [чтобы вынести его на рассмотрение]. Кто это пишет? В департаменте финансов несколько человек, которые пишут и всё это считают. Депутаты принимают политические решения, но там должны работать специалисты, потому что мы видим, что если, при всём уважении, вот [Елена] Исинбаева прыгунья, молодец, но она Конституцию РФ никогда не читала и при этом работала над поправками — это обесценивает всю эту работу, делает из всего этого хохму!
— Раз заговорили о Конституции, вы можете выделить положительные изменения, которые произошли в России за десять лет?
— Их не смог даже [пресс-секретарь президента Дмитрий] Песков назвать. Он затруднился ответить, какие положительные изменения произошли.
— Ну, что-то же хорошее должно было быть за десять лет?
— Ну, что хорошее... Что тут хорошего? Ну, Крым стал российским. Я считаю это положительным примером. Это я поддерживаю, да. Но в то же время мы получили там злейшего врага — Украину. Враждебность, которая прошла по семьям. У меня там родственники есть, с некоторыми мы перестали общаться. И что мы получили? Это очень противоречивое [приобретение], ещё непонятно, как «аукнется», и смотришь, как растут там, детвора какая, это же непримиримые враги будут, да и сейчас уже есть. Про достижения пусть говорит правящая партия.
— А негативные моменты можете выделить?
— Мы сейчас возвращаемся во времена КПСС. У нас на некоторых домах ещё кое-где осталось «слава КПСС!». На здании администрации в одной половине был обком КПСС. Они правили страной, но их никто не избирал. Население их не избирало. Их избирало бюро обкома. Сейчас мы к чему-то подобному приходим: вот на некоторых домах писали «слава КПСС», «Слава, Слава, Слава!» — дохвалились, развалили. Сейчас тоже еду, в Разумном построен комплекс, а на нём надпись, которая меня просто коробит: «Комплекс построен благодаря партии „Единая Россия“». Это что? Хвастовство это просто, развод.
— Это главный недостаток России за десять лет?
— Главный недостаток у нас на данный момент — отсутствие конкуренции как таковой. Она у нас носит декоративную форму, во-первых, в политической сфере; во-вторых, соответственно, — в экономической. Мы с вами живём в Белгороде, у нас стратегические решения в основном принимает глава администрации города Белгорода — мэр. Но мы его с вами его не избираем, его избирают депутаты совета, а депутаты совета могут быть набраны путём различных манипуляций, в том числе вбросов. Если у нас по Конституции источником власти является народ, почему не доверяете выбирать людям мэра? Потому что удобно путём манипулирований депутатами ставить каких-то своих мэров.
С Галдуном [когда депутаты выбирали мэра Белгорода] соперничал некий [человек] для битья, спойлер (скорее всего, речь идёт про главного инженера ПАО «Квадра» Виктора Горлова, потому что другим кандидатом была Оксана Михайлик, — прим. Ф.). Других, вроде [экс-кандидата в мэры, экс-депутата горсовета, предпринимателя Андрея] Маликова не допустила к выборам некая комиссия (Маликов не участвовал в конкурсе по выборам мэра, когда выдвигался Юрий Галдун, он участвовал раньше — прим. Ф.). Почему? Нет политической конкуренции. Сейчас я смотрю на парламентские партии — «Единой России», КПРФ, «Справедливой России», ЛДПР не нужно собирать подписи для того, чтобы баллотироваться, а остальным-то надо.
В Санкт-Петербурге были выборы губернатора. Там выдвигался известный депутат–«яблочник» Борис Вишневский. Хоть я и не являюсь адептом партии «Яблоко» и вообще отношусь к ним скептически, но он умница. И в итоге он не смог пройти муниципальный фильтр, и его не допустили к выборам. Раз политической конкуренции нет, то что такое власть? Нет экономической конкуренции, поэтому у нас тут в Белгородской области могут раздавить любого успешного предпринимателя, его задавят проверками и так далее. Главный недостаток России за десять лет — отсутствие политической и экономической конкуренции.
— Почему вы баллотируетесь не от КПРФ?
— Я со своим политическим мировоззрением считаю, что после 1917 года коммунистическая революция развалила страну. У Российской империи были самые высокие темпы роста, было большое количество полезных ископаемых, и она могла бы доминировать во всём мире. А сейчас что произошло? Поэтому КПРФ для меня ни в коем случае не допустима, и я не являюсь их сторонником, но в то же время я бывал на их собраниях и видел, что сами по себе они люди порядочные, честные.
— То есть, вы считаете, что если убрать идеологию коммунизма, они были обычными классными депутатами?
— Я вообще думаю, пусть будут депутаты-коммунисты, пусть будет многопартийность, пусть будет разное мнение. Я вообще считаю, что у КПРФ есть очень большой потенциал, если они реально начнут заниматься проблемой прав трудящихся и рабочих.
— Почему не ЛДПР? Вы бы могли быть самым сильным кандидатом у них в списке...
— Я не симпатизирую [Владимиру] Жириновскому, я и голосовал, кстати, за «Справедливую Россию». Мне прям нравился их кандидат [в президенты Сергей] Бабурин, его никто не знает, он блестящий юрист, и за него многие юристы голосуют.
— Почему не «Единая Россия»? Этот вопрос важен,потому что есть такое мнение, что вы как глава УФАС долгое время оберегали губернатора Евгения Савченко и действующую власть от каких-то проблем с антимонопольной службой и в принципе легко могли бы стать депутатом от «Единой России».
— Я не думаю, что там оберегал. Ну, может да, в пользу области какие-то решения принимал.
— То есть, вы не особенно выбирали, а сразу [решили, что это будет] «Справедливая Россия»?
— Мне импонирует их программа, я вижу, что их название соответствует сути. Это по правде, это честно. Я не вижу у них фальши, какого-то обмана и так далее.
— Вы сразу пришли в партию, чтобы стать депутатом или просто вступили в неё как сторонник?
— Я просто посчитал, что мои знания им пригодятся, и они предложили стать депутатом. Без всяких там рекомендаций. Я просто читаю [людей] в «Фейсбуке» и вижу, кто допускает какие-то ляпы, кто из людей что-то не знает, а я просто всё очень хорошо помню и многое знаю. Я выразил желание что-то подсказать.Там не знаю, может быть, какие-то фамилии, кто и когда был, понимаете? Я это всё просто знаю. Я предложил свою консультационную помощь.
Евгений Савченко и Сергей Петров, фото пресс-службы УФАС
— С кем последним из высокопоставленных чиновников в регионе вы общались на уровне замгубернатора-губернатора?
— Для меня они никакие не высокопоставленные, что с ними общаться?
— Может, был какой-то разговор, вам предлагали вступить в «Единую Россию» или не идти в «Справедливую Россию»?
— Нет. Об этом даже разговора не было. Да и знаете, высокопоставленные — это всё временное явление. Вчера был [Анатолий] Попков главой Белгородского района, а сейчас сидит в изоляторе. Он высокопоставленным был?
— Да.
— Я думаю, всё это бред. Через два года все эти высокопоставленные областные деятели не будут ими. Я говорю: губернатор сменится, и все они исчезнут. Они превратятся в обычных людей. Как это произошло в Курске. Там год или полтора назад сменили губернатора, у меня там хороший товарищ. Вот пришёл этот новый губернатор, уволил естественно всех работников администрации, всех мэров, в регионе поменяли прокурора, начальника УМВД, крупных федеральных чиновников, которые имеют горизонтально-вертикальные подчинения. Его [моего товарища], главу антимонопольной службы, не сменили, потому что он не подчиняется никому.
У нас тут два года пройдёт, а может раньше, если уйдет Евгений Степанович Савченко, и все они слетят с высокопоставленных должностей, они не будут ими. Поэтому это всё не титул, что с ними общаться? Это обычные люди.
— То есть, после того, как вы закончили работать в УФАС, вы прекратили все контакты с властью?
— Конечно. Никаких контактов нет. И свой плюс в этом есть. Я, бывает, посмотрю на этих бедных по телевизору. Сидят там, кто-то с трибуны изрекает истины, а они сидят слушают его с сонными лицами. Там же тоже в этой власти полно персонажей и творчества Салтыкова-Щедрина, и гоголевских подхалимов. Это было [написано] во времена царской России, но ничего не изменилось. Так всё сейчас происходит, вы смотрите *на управление* по телевизору, я сейчас там участие не принимаю и очень этому рад.
Кстати, очень интересна ещё психология [чиновников]. Я работал на высоких должностях 20 лет. Я коренной Белгородец, тут закончил школу, техникум, работал в многих сферах. Кстати, я работал художником-оформителем, долго работал музыкантом в Белгородской филармонии, знаю всех белгородских музыкантов, они меня знают. И музыкант не бывает бывшим, понимаете?
Иду с дочкой, и со мной многие люди здороваются. [Она меня спрашивает:] «Пап, а откуда они тебя все знают?», [я отвечаю:] «Это музыкант, мы с ним работали в ресторане, а с этим рыбу ловили, а с этим другом я занимаюсь в клубе поисковиков». Даже когда идёт представитель бывшего хозсубъекта или директор, или заместитель, которых я штрафовал, они очень приветливо со мной всегда общаются. Но если идёт чиновник, который сидел у меня в приёмной (и кого-то из них я наказывал, хотя, в основном, я их жалел), он со мной не здоровается, потому что я уже для него никто — чиновником не являюсь, то есть, он выказывал почтение не мне, а моей должности. Это психология Гоголевско-Салтыково-Щедринского типа. Чинопочитание — это очень противно. Поэтому я сейчас там не общаюсь ни с кем, у меня нет надобности. Я делаю своё профессиональное дело и этому очень рад.
— Тем не менее, вы тоже были очень много лет чиновником. В чём тогда отличие вас как кандидата в депутаты от условной замгубернатора Ольги Павловой, которая тоже баллотируется в облдуму?
— Губернатор наш тоже не всегда, кстати, был в «Единой России». Знаете, что он был одним из организаторов «Аграрной партии России»? Он был в её руководстве и себя позиционировал в конце 90-х годов как члена этой партии. В 1999 году Ельцин уже болеет, начинается движение, а осенью 1998 года премьер-министром назначают [Евгения] Примакова. Лужков заявляет о своих амбициях избираться президентом, создаёт в 1999 году партию «Отечество», и везде в Белгороде расклеивают плакаты «Отечество» — там Лужков, Примаков. Все видят, что, скорее всего, президентом будет Лужков. Тут появляется «Единая Россия» — и тогда это была не «Единая Россия», а «Партия единства», лидером которой объявляется Минтимер Шаймиев. Наши областные деятели не знают, за кого идти — они [хотят быть] в той партии, которая у власти. Савченко же был членом КПСС, но не остался им. Он коммунистом не стал, он в партии власти.
— Мне кажется, в тот момент это было грамотное решение не оставаться в КПСС...
— А некоторые остались. Я вообще никогда не был коммунистом, я им никогда не сочувствовал, это вообще противно. Но Евгений Степанович из-за того, что состоял в КПСС, в КПРФ не пошёл, он пошел в «Аграрную партию», а потом в «Единую Россию», потому что все после объединения «Партии единства» и «Отечества» куда-то перешли, они перешли в партию власти. Савченко был в полуоппозиции — в «Аграрной партии», но начались 2000-е годы, и уже в оппозиционной партии было быть не комильфо, если ты хочешь работать, и все пошли в партию власти. Вот она сейчас «Единая Россия», а завтра придут к нам какие-нибудь исламисты, ваххабиты [например], куда перейдут эти чиновники? Как вы думаете? В какую партию? Они ислам примут! Они своей партии не изменяют, как бы она не называлась, — партия власти всегда будет. Они [будут] в партии власти.
— То есть, главное отличие вас от чиновников, которые идут в депутаты, в принципиальности?
— Ну, можно, наверное и так сказать. Не знаю.
— Как вы ушли из УФАС?
Я ушёл только потому, что на меня начали давить ФАСовцы, которым не нравилось, как я здесь работаю. Меня они дословно обвинили: «Вы дружите с губернатором». Как на это ответить, мне непонятно. Они посчитали, что я не лоялен им, и меня начали выдавливать, начали меня проверять, присылать комиссии. Одна, другая — ни одна ничего не нашла. Тогда меня просто по надуманному предлогу стали выдавливать. Корреспонденту «Общей газеты» на вопрос «Какое спиртное выберете?» я ответил, что буду покупать только белгородскую продукцию с маркой «Качество жизни», потому что она прошла проверку. Мне сказали: «Вы не должны были это говорить, вы нарушили этический кодекс», объявили замечания и лишили премии. Я в течение года получал 25 тысяч рублей в месяц, но нёс громадную ответственность, меня такая работа не устраивала.
— На каких-то их предположениях. А как это опровергнуть? Написать записку «Женя, наша дружба разорвана»? Какая-то чушь.
— Были ли какие-то договорённости с губернатором, что вы получите какие-то привилегии, новую работу?
— Осадочек? Не знаю.
— Какие у вас сейчас отношения с губернатором? Их можно назвать дружескими?
— Нет, конечно. Это рабочие отношения. Дружеские отношения — это когда заходишь чаю попить.
— Но это были такие отношения, которые могли бы вам позволить после ухода из УФАС попросить найти вам работу?
— Есть правильная русская пословица: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся». Тебя уволили — ты больше никому не нужен. Тебя даже не пустят идти к «другу» разговаривать. Я к этому отношусь философски.
— Вы обладаете сейчас какой-то информацией, которая может быть, скажем так, неприятна, например, власти или партии власти, каким-то отдельным людям?
— Вряд ли партии. Она к этому никак не относится.
— Большие люди?
— Да, крупные. По некоторым из них у нас плачет тюрьма.
— Это информация может повлечь за собой заведение уголовных дел?
— Информация — это одно. Всё зависит от того, как эта информация будет интерпретироваться, а также от следственных органов и прокуратуры. На протяжении моей работы случалось, что я направлял дела в следственные органы и прокуратуру, но это не давало никаких результатов.
Вчера я прочитал очень интересную статью и очень порадовался. Есть 178-я статья Уголовного кодекса РФ — неконкурентное соглашение с тяжкими последствиями. Осуждены люди по закупкам каких-то медикаментов. Им дали по пять лет условно, и три крупных штрафа по полмиллиона. У нас такое дело тоже прошло (мой собеседник намекает на дело, связанное с компанией «Аурус медиа» — прим. Ф.). Это уже было без меня, я в тот момент уже уходил. Дело также передали в следственные органы. Чем закончилось? Тишина. Может быть, у нас такие добрые следователи и прокуроры. То есть, всё это делать можно, но всё зависит от того, в чьи руки это попадёт.
У нас «Комод» был (речь идёт о деле кофейни «Комод», помещение под которую якобы передали с нарушениями антимонопольного законодательства). У нас такой товарищ [бывший мэр Белгорода Константин] Полежаев был, он его отдал. Более того, он не просто отдал его с нарушениями, что подтвердил уже суд, он же обжаловал решение УФАС. Все ему отказали, он правонарушитель вообще-то. Там даже была искусственно занижена площадь помещения в 1,5 раза при передаче. Это вообще схема такая, имеющая признаки преступления. За то, что он сделал, его даже не оштрафовали. Только женщину, которая подписала договор на 35 тысяч рублей, оштрафовали, но уже без меня. А в Биробиджане за то, что мэр отдал подобное задание кинотеатра по такой же схеме, его посадили.
— За абсолютно идентичные действия?
— За абсолютно идентичные. Здесь был добрый прокурор, а там принципиальный, и мэру влепили. Информацией обладать можно, и эта информация направлялась [в правоохранительные органы], но всё сошло пока ему с рук.
В Белгородской области в начале 2000 года была природно-охранная прокуратура. Её возглавлял прокурор [Сергей] Воробьёв. Его направляют в Орёл по работе. И благодаря этому Воробьёву, его принципиальности, там судят мэра Орла, заместителя и так далее. В итоге в Орловской области выявляется больше коррупционных преступлений, чем во всей России вместе взятой. После того, как там всё зачистили, Воробьёва назначили главным прокурором Южного федерального округа. То есть, один человек может всё решить.
— В УФАС вы были таким же принципиальным человеком?
— Я надеюсь, что да. Каждый сам себе думает, что он идеальный (смеётся). Сейчас, конечно, я бы некоторые вещи по-другому делал. Когда я там работал, я был принципиальным, но иногда — излишне снисходительным, в первую очередь, кстати, к чиновникам. Где надо было оштрафовать, я объявлял замечания. Сейчас я бы так не поступил.
— Есть за время работы такое, за что обидно или стыдно?
— Стыдиться нечего. Обидно, где-то за тот же «Комод» и случаи, где не были наказаны виновные.
— Вы всё сделали со своей стороны?
— Да, я сделал всё. Остальное от меня не зависело. Более того, когда я уже уходил, я написал в ФАС, что «смотрите, он может уйти от ответственности», но там тоже забыли всё, даже не оштрафовали.
— Вам предлагали взятки за время вашей работы?
— Особо и не предлагали. Так, пару раз было, но больше намёками. У меня был интересный момент: директора РЭУ, они очень часто попадали [под штрафы]. В основном, они навязывали услуги, тащили каких-то своих монополистов — телевидение, интернет, я штрафовал их многократно. В Шебекине было очень много нарушений, но штрафы не очень большие были — на РЭУ — 100 тысяч рублей и на директора — 20 тысяч. Они там собрались, ездили к депутатам. Тогда был главой [Станислав] Алейник, он ко мне приезжал, говорил: «Вот, надо их не штрафовать, пожалейте». В работе в УФАС есть ещё какой большой плюс: там ты не свободен, чтобы не штрафовать. Ты кого-то одного, другого не оштрафовал, потом ты пишешь объяснительные в ФАС, почему ты его не оштрафовал, тебя выгонят сразу. Ты его обязан штрафовать, там нет какой-то вилки особой, поэтому я ему объяснил, что даже при всём моём желании не могу.
Потом мне одна знакомая директор РЭУ говорит: «Сергей Владимирович, уже собирались директора РЭУ, говорят: „Ну, когда его уже снимут? Он уже задолбал. Взяток не берёт, невозможно никак на него найти управу“». Поэтому может быть и не предлагали [мне взятки], потому что ходила слава такая.
— Ну, всё-таки же предлагали...
— Не так, чтобы открыто.
— Я понимаю, взятки так и не предлагаются. Что это за люди были? Чиновники, бизнесмены, политики?
— Не, не, не, это не чиновники. В основном это какие-то хозсубъекты. Чиновники в принципе нормальные люди, их сильно демонизируют. Основная масса чиновников, которые работают в той же областной администрации, — 95 процентов — это обычные люди, скажем так, офисный планктон: консультанты, ведущие специалисты — это честные порядочные люди, которые получают 30–40 тысяч максимум и всё. Какие взятки?
— Я имею в виду не только денежные, но и какие-то привилегии. Может быть, дом вам обещали построить?
— Такое, кстати, мне предлагали. Я даже забыл про это. Очень сильная крупная строительная организация — одна из крупнейших в области: «Сергей Владимирович, тут надо не наказывать, где-то закрыть глаза, а мы вам построим за этот дом». Как видите: дом я построил сам.
— Как бывший глава УФАС, вы можете оценить насколько сильно у нас в регионе бизнес завязан с властью?
— Я бы не сказал, что он очень завязан с властью, хотя смотря какой бизнес. На мой взгляд, любой крупный бизнес старается держаться от власти подальше, потому что, чем меньше власти, тем лучше. Я недавно консультационно помогал одной крупной компании, которая торгует компьютерами, и у них взаимоотношения с властью следующие: «Мы так счастливы, когда мы никакой власти не имеем». Это крупная организация, в которой работает под 100 человек с крупными оборотами — до 1 миллиарда рублей. Ну, естественно, они общаются с городской администрацией. Общение-то в чём заключается? К ним приходит раз в месяц какой-нибудь экологический инспектор, обязательно накладывает штраф — найдёт, к чему прицепиться, и они уже привыкли каждый месяц платить ему тысяч 10 рублей, поэтому они счастливы, когда этой власти нет. [Они говорят:] «Мы попытались сделать рядом с офисом стоянку 5×3 метра, нам сказали: «Мы вам дадим, но вы подпишитесь на газету „Наш Белгород“, выдайте 200 тысяч там на какой-то сиротский приют, в общем, дайте более миллиона на всякую фигню, извините меня». Они сказали: «Лучше мы в паркинге будем ставить. Это нам дешевле выйдет».
Любой бизнес хочет держаться от власти подальше, он не видит во власти то, что его поддерживает. В антимонопольной службе, где я работал, туда как раз бизнес шёл искать защиты от власти, и мы их защищали, и очень много дел было, когда наказывали власти, администрации — я почти каждого главу района штрафовал многократно. Всех практически, за исключением пары человек, и некоторые не обиделись на меня, и мы общаемся.
— Тем не менее, вы идёте на выборы и подавляющее большинство, с кем вам придется конкурировать на этих выборах, — это бизнесмены, потому что даже спортсмены, которые идут в депутаты, — они бизнесмены. Тот же Тарас Хтей владеет рестораном. Мне кажется, что власть и бизнес в нашем регионе очень завязаны. Крупный бизнес, средний бизнес — все пытаются влезть в политику...
— Да, это открывает им новые возможности, но я смотрю на наших бизнесменов — на них тоже вешают приличные денежные бонусы: дай тому, дай то, дай тому. Я вот смотрел за [бывшим депутатом облдумы Алексеем Киселёвым] — депутат, очень уважаемый человек, он возглавлял отделение РХБ, но взял и ушёл из депутатов. Почему? Потому что надоело кого-то спонсировать!
Люди совершенно разные, понимаете? Я тоже, когда работал в УФАС, терпеть не мог все эти чиновничьи посиделки, потому что там все проранжированы по артикулу — тот там высокого полёта, кто-то поменьше. Это было очень неприятно, а мне одна женщина, она тоже была руководителем территориального органа, говорит: «Что это тебя не было? (приезжал патриарх в 2010 году, открывали храм напротив «Электроконтакта») Тебя не позвали?». Я отвечаю: «Да, нет, меня позвали, я не захотел». [Она говорит:] «Почему? А я была, и теперь посмотри какая у меня фотография — я сфотографировалась рядом с патриархом и губернатором!» Ну, и чем это закончилось? Её убрали с работы, она затерялась, нигде её нет, но она сфотографировалась. Кому-то это надо, меня это совершенно не интересовало. Депутатство то же самое.
— Зачем вам идти в депутаты? Чтобы писать законы?
— Я иду... Просто я чувствую, что у меня есть знания и опыт быть полезным. Я считаю ещё, что у нас трагедия произошла — пенсионная реформа. Это ужас просто, что произошло.
— Вы хотите сказать, что вы идёте в том числе, чтобы не дать принимать подобные законы?
— Да, я скачал, посмотрел на депутатов, которые голосовали за пенсионную реформу (показывает коллаж с фотографиями депутатов, проголосовавших за пенсионную реформу). Кто их заставлял? Вот два человека (показывает на Вадима Клета и Ивана Конева) для чего они это сделали? Зачем? Им, что, бизнес угрожали отнять?
Благодетели эти все, блин. Зачем голосовали? Я смотрю: он приехал подарил ноутбук детям. Ты ноутбук подарил, а у родителей забрал эти деньги! Средняя пенсия — 14 тысяч рублей, ладно, пусть она даже 10 тысяч рублей. В год это 120 тысяч рублей, за пять лет — это 600 тысяч. Ты забрал 600 тысяч у людей и подарил им ноутбук за 15 тысяч! Но он [депутат] опять идёт в думу, и если уж люди опять проголосуют за них, за таких, ну тогда я не знаю, что нам делать. Эмигрировать из страны?
— Если не получится с выборами, что будете делать?
— Не знаю этого. Я не могу сказать. Ничто не остается вечно, всё очень быстро меняется. Что там будет дальше? Кто его знает? Сейчас меня очень тревожит то, что систему голосования могут сделать многодневной, как [во время голосования] по поправкам к Конституции. Тогда можно будет просто закрыть институт выборов. Первый раз в своей жизни я участвовал в выборах, когда служил в армии в Житомирской области в 1982 году. Нам, солдатам, сказали: «Подъём в 6:00 утра на зарядку, а сегодня выборы — зарядки не будет, и вам дадут ещё по котлете». Каждому выдали бумажку, на которой было всё написано: «Солдаты, в два ряда налево шагом марш! Раз! Два! Три!», и по команде все бюллетени побросали. Нам дали по котлете. Так, что? Мы сейчас к этому тогда придём, если введут это у нас?..
