Про людей. Интервью с отцом, дочь которого употребляет наркотики

Иллюстрация Карины Дамер для FONAR.TV

Обычная история

— Длится это [употребление] больше года. До этого Соня была нормальной женщиной. Родила одного ребёнка — дочку от первого мужа. Она сейчас с нами живёт. Потом родился Пашка уже от второго мужа. Соня говорит, что у неё появился комплекс: после рождения детей она поправилась. Я бы не сказал, что дочь стала полной. Я смотрю сейчас на девочек — все щепки (смеётся — прим. Ф). В общем, ей захотелось похудеть. Одна из подруг предложила покурить соли. В итоге она похудела, но отказаться уже не смогла. К тому же, к ним в квартиру с мужем стали приходить его дружки.

— Что за дружки?

— Второй муж Сони попал в тюрьму, и она его ждала. Пока он там находился, дочь родила от него ребёнка. В тюрьме он выучился на электросварщика, вышел по условно-досрочному освобождению, и мне показалось, что у них всё сложится. Я устроил его на стройку. Работа была тяжёлая, но оплачиваемая. Он проработал два месяца, пока не произошло несчастье: они переносили лист фанеры, и он сорвался со второго этажа, раздробил себе пяточную кость. Пришлось ему сидеть дома где-то месяца 3–4. Мне кажется, в это время он снова сорвался и начал курить. В это время и нашли его дружки. Не знаю, может, те, с которыми он раньше сидел. На стройку он больше не вернулся, стал бояться высоты. Я снова помог ему устроиться на работу. Теперь уже электросварщиком. Можно было работать, зарплата нормальная, хоть и с задержкой. Но и здесь не удержался.

— Как я поняла, второй муж вашей дочери — наркоман? Что происходило в квартире?

— Я купил им квартиру в хорошем новом доме. Когда к ним стали приходить его дружки, соседям это очень не понравилось. Они стали поднимать шум. По их мнению, в хорошем доме должны жить приличные люди. Они, в основном, не нарушали порядок, не шумели. Как я потом понял, приходили не только пообщаться, но и покурить. Потом Сонин муж снова попал в тюрьму, а дружки продолжили приходить. Дочь не могла им отказать. Пришёл один пьяный, она дверь не открыла, так он под дверь свалился и заснул.

— За что вашего зятя в очередной раз посадили?

— Его посадили за воровство. Он с кем-то машину угнал, телефон потом [украл]. На 2,5 года посадили.

— Олег Владимирович, как вообще получилось, что вы позволили своей дочери выйти замуж за наркомана, к тому же сидевшего?

— Произошла обычная история — Соня влюбилась (а может побоялась остаться одна?). Кандидатура, естественно, меня не устраивала, потому что я сразу навёл справки и узнал, что он не раз был в заключении, наркоманил. Рассказал об этом дочери. Она сказала, что это для неё не секрет, это было по молодости, а сейчас это другой человек. Она вышла замуж, причём вышла без нашего одобрения и разрешения. Я был против этого брака. О нём я узнал случайно, когда подал документы в налоговую. Оказалось, что у моей дочери уже другая фамилия. Мы с женой просили повременить с ребёнком, но Соня не послушалась. Она родила сына, а забирать из роддома пришлось мне. Муж сидит в тюрьме, вернётся нескоро. Может, у него что-то в голове перекрутится. Хотя если в 34 года не перекрутилось, то вряд ли это произойдёт дальше. Она была с ним на свидании, отношений с ним не порывает. Сказала, что никогда с ним не расстанется. Он тоже звонит, интересуется. Но я не знаю, как они будут жить дальше.

Некомфортная среда обитания

— Почему первый брак у Сони не сложился?

— С первым мужем она познакомилась у подруги. Начали встречаться, потом решили пожениться. Познакомились с родителями. Обычная рабочая семья, хотя отец и попивал. Я навёл справки. Оказалось, что у него была буйная молодость, он привлекался за воровство и драки. Я рассказал об этом дочери. Её это не испугало. Я уступил, думал, что это всё в прошлом. Три года прожили, родилась дочь, а он стал употреблять наркотики, колоться. Дочь умоляла его бросить, пойти лечиться, но бесполезно. Был случай: она легла на пороге с дочкой, пыталась остановить его, но он перешагнул и ушёл. Его посадили, и она его бросила. Отсидел, вышел и вернулся к старому. А потом перед ним встал выбор: либо в тюрьму на длительный срок, либо в реабилитационный центр. Он выбрал лечение.

— А с ним она употребляла наркотики?

— С первым мужем она не употребляла. Когда мы с ней разговаривали, она говорила: «Да, вы что! Я знаю, что такое наркотики!».

— И как вы узнали, что она начала употреблять?

— Сначала нам сообщили её подруги, соседи по площадке, состоялся разговор с участковым. Мы не верили, хотя очень испугались.

— Почему?

— Ни она, ни её муж не вписывались в моё представление о наркоманах. Чтобы опровергнуть эти слухи, пытались повезти на анализы и Соню, и её мужа. Но они отказывались под разными предлогами.

— Так и когда вы поняли, что ваша дочь стала наркоманкой?

— Её просто задержала полиция. Предложили или поехать на освидетельствование, или провести ночь в клетке в отделе, а дома — маленький ребёнок. Пришлось ехать. Первичный анализ ничего не выявил, но углубленный показал, что она употребляет соли.

— Что вы сделали, когда узнали это?

— Я разговаривал с Соней. Не раз. Но они с мужем уже жили в своём кругу. Мол, «тысячи людей курят, кому я делаю вред? Кроме себя — никому. Я не нарушаю общественный порядок, не дерусь». Я ей говорил, что она, прежде всего, делает вред своим детям. Когда она ещё не была наркозависима, занималась дочерью, водила её на кружки, ребёнок посещал садик, который находится рядом с домом. Второму ребёнку этого уже не досталось, он даже разговаривать не научился нормально, а мальчик очень смышлёный. В садик до сих пор не определён. Она не работает, мужа посадили. Семьёй занялась опека. Встал такой вопрос: ограничить её в родительских правах. Я предложил ей младшего ребёнка поместить на шесть месяцев в центр временного содержания, там бы ему было обеспечено нормальное содержание. За это время она могла бы уладить свои дела: избавиться от этого зла [наркозависимости], устроиться на работу. Сейчас она находится в реабилитационном центре. Пока процесс [ограничения прав] приостановился. Правда, сейчас я не совсем уверен, правильно ли я поступил.

— Почему?

— Она должна сама прийти к решению обратиться в реабилитационный центр. Без моего нажатия и участия.

Если человек приходит сам — это один результат. А если приходит так [под нажимом членов семьи], не понятно, что будет в итоге. Жена уверена, что всё будет хорошо. Она у меня ходит в церковь и молится. На первое время я тоже думаю, что поможет [лечение]. Нам гражданская жена первого мужа Сони рассказывала, что она прошла курс лечения в таком же центре, вышла, первое время всё было хорошо, а потом снова покурила. Она побежала обратно, снова прошла лечение. Человек не откажется от наркотиков, пока не будет перелома в голове. Но будем надеяться.

— Что вы будете делать, когда она вернётся после лечения? Вы не боитесь, что, вернувшись в квартиру, к ней снова начнут ходить друзья мужа?

— Когда она переехала в эту квартиру, её радости не было предела: «До смерти здесь буду жить». Просторная квартира, садик, школа, магазины — всё рядом, прекрасные отношения с соседями. Но придётся съезжать. Этот вопрос будет решён. Мне психологи, которые её лечат, говорят, что нужно съезжать. Но они говорят, что нужно съезжать не только с этого места, но и уезжать из города, чтобы не нашли [друзья]. С города не получится, но из квартиры Соня уедет. К тому же, в последнее время перед реабилитацией она боялась приходить в квартиру, просила переселить её.

— Из-за друзей мужа?

— Не только. Война с соседкой по площадке. Она начала писать заявления во все инстанции, вплоть до администрации президента, [вместе с другими жильцами] написали коллективное заявление в полицию. При каждом появлении гостей в квартире у дочери вызывали полицию, звонили мне, обвиняли дочь в торговле наркотиками. Так как квартиру поставили на контроль, полиция там несколько раз задерживала посетителей. Проверяли и отпускали. Мне начальник отдела сказал, что они должны принимать меры. Сообщили, что они будут ловить её и сажать, снова — ловить и сажать, пока она не съедет. Они хотели создать ей некомфортную среду обитания. Они этого добились.

Иллюстрация Карины Дамер для FONAR.TV

Где появляется зло?

— Всё началось после того, как второй муж вернулся к старому: начал курить, привёл в дом своих старых друзей. У меня с дочерью непростые отношения. Я считаю, что это ошибки нашего воспитания. Мы с детства, грубо говоря, хотели оградить её от негативных последствий. Возможно, как сейчас говорят, получилась гиперопека. Она пыталась жить своей судьбой. Она и сейчас говорит, что не будет жить по моим правилам. Что бы я ни сказал разумного, она всё сделает наоборот и заставит меня страдать. Реабилитационный центр, переселение в новую квартиру — это последнее, что я могу для неё сделать.

— Вы чувствуете себя виноватым в том, что сейчас происходит с вашей дочерью?

— Да. Жена говорит, чтобы я себя не корил. Ещё в детстве, в начальных классах, учительница Сони говорила, что её нужно держать в ежовых рукавицах. Она у нас не удержалась. Потом в школе она подралась с какой-то девчонкой, и её поставили на учёт [в детскую комнату полиции], и психолог сказала, что она от нас выскользнула. Я думаю, моя вина и в том, что долго пытался её опекать, содержать материально, шёл на компромиссы, хотя и видел, что добром это не кончится. Когда прекратил давать деньги и перешёл на продуктовые наборы, продали всё, что могли с квартиры, муж стал воровать.

— В детстве у вас были близкие отношения?

— Я не скажу, что в детстве мы были близки по духу. Ни жена, ни я. Мы разговаривали с ней, когда она была ещё ребёнком. Подросла и никогда с нами не делилась, чем живёт и с кем дружит.

— А она чем-то увлекалась, занималась?

— До школы ходила на каток, занималась бальными танцами. В школе она с удовольствием занималась в драмкружке. Подростком записал её в студию современных танцев. Однажды мы уехали в Губкин, возвращаемся, чтобы забрать [из студии], а она стоит с девчонками и курит. С 14 лет курит. Я пытался отучить — чуть ли сигареты у меня не жевала, но не отучил. Я сейчас анализирую: она всегда меня побеждала. Что бы я ни говорил, она всегда добивалась своего. Она выражалась в тех поступках, которые я не одобрял.

— А вы с ней соревнуетесь? Мне кажется, что вы упрямо хотите её победить.

— Я не совсем упрямый, я покладистый. Мне приходилось всегда сдаваться. Она находила тысячу аргументов, чтобы я пошёл к ней навстречу. Она у нас единственная дочь. Мы любили и не ограничивали её. Жена винит меня, говорит, что я ей [дочери] всё позволял. Когда разговаривал с одним высокопоставленным сотрудником наркоконтроля, он сказал, что у него тоже дочь, и невозможно ей в чём-то отказать. Что бы она ни попросила, всегда выходит так, как она хочет. Лисой подкатывается: «Папочка, ты же меня любишь?» ( смеётся — прим. Ф.) .

— Она вам благодарна?

— Она мне сказала, что там, где я появляюсь, зло.

— Довольно жёстко.

— Да, обидно. Но я не могу всё так бросить. Мне дали очень интересную книгу про созависимость. Это про родителей тех, чьи дети подвержены наркомании и пьянству. Мы созависимы от них. Мы их жалеем, надеемся, что с нашей помощью они выкарабкаются. Хотя в этой книге чётко написано, что своей жалостью люди поддерживают не их, а их болезнь. Мне обидно, что она так считает. Но вот такая у неё психология.

На мой взгляд, употребление — одна из бед. Другая — наше воспитание. Она и её муж — инфантильные люди. Мы, старшее поколение, не получали должной ласки, во многом себе отказывали. Своим детям мы дали очень многое, но не научили их тому, что всё нужно зарабатывать и добиваться своим трудом. До 30 лет они жили на моей шее. Что один в начале (Олега Владимирович имеет в виду первого мужа своей дочери – прим. Ф.), что второй. А ведь она сначала работала продавцом в «Пятёрочке», в «Балатоне» была старшим продавцом в отделе, ногти делала, я ей эти наборы покупал. Потом дети пошли, и подсела на гадость. После лечения буду стараться, чтобы она вышла на работу. Чтобы начала сама себя обеспечивать. Помощь какую-то в оплате жилья я могу оказывать, но пока не устроится. В общем, надо начинать всё сначала.

— А если снова вернётся к своей привычке?

— Уже силой ничего не буду делать. Это будет полностью её жизнь.

— Вы уверены в том, что ничего делать не будете?

— Да, это её выбор. Её жизнь. Как в этой книге написано: нужно составить план помощи зависимым людям и познакомить их с ним, сразу лишать всякой финансовой поддержки, отпускать в самостоятельную жизнь и помогать только по её просьбе и только на лечение.

— Как думаете, кто сильнее морально: вы или ваша дочь?

— (после продолжительного молчания) Не знаю.

«Мам плохих не бывает»

Иллюстрация Карины Дамер для FONAR.TV

— Вы сейчас воспитываете старшую внучку. Она часто вспоминает маму?

— Да, спрашивает постоянно. Они по телефону общаются. Насмотрелась по интернету каких-то фильмов детских и для подростков и рассуждает: «Какая бы мама ни была, она — мама! Плохих мам не бывает».

— А вы её воспитываете так же, как и дочь?

— Друзья жены приходят и говорят, что вторая Соня растёт. Я не хочу (смеётся — прим.Ф.). Стараемся избежать ошибок, которых мы наделали с Соней. Сейчас другое время и другие дети. Телевизор и первые пять лет в жизни закладывают характер. Поздно дошло. Сейчас собираемся идти к психологу с внучкой, посоветуемся, что нам делать дальше. Наши родители и не слышали о психологах.

— Ваша дочь интересуется детьми?

— Да, она детей любит и очень волнуется. Сейчас она звонит [из реабилитационного центра] и плачет. Говорит, чтобы не вздумал отдать ребёнка (младшего сына, который сейчас находится у родителей мужа — прим. Ф.) в центр временного содержания. Говорит, что никогда мне этого не простит.

— У вас есть надежда на то, что именно дети станут для неё главным поводом и мотивацией отказаться от наркотиков?

— Я не знаю, что окажется сильнее: тяга к наркотикам, любовь к детям или борьба за жизнь, когда она останется голодной. Будем надеяться, что ещё не всё потеряно. Есть пример: её первый муж, его гражданская жена. Они сейчас другие люди.

— Я думаю, что вы любите свою дочь. Но уважаете ли вы?

— Я ей первый враг. Мне трудно сказать, за что я её должен уважать. Хотя в ней меня поражает её настойчивость в достижении цели. Только цели эти, как мне кажется, больше присущи 14-летнему подростку, сидящему на шее у своих родителей, а не взрослому человеку.

Справка «Фонаря»

В Белгородской области работают несколько организаций, которые помогают наркозависимым и их родственникам. Например, митрополичий реабилитационный центр «Воскресенье». Он находится в Прохоровском районе. Здесь проводят курсы для зависимых от алкоголя и наркотиков и их созависимых-родственников, оказывают психологическую помощь. Ещё в центре работает круглосуточный телефон для попавших в беду. По информации на сайте реабилитационного центра, 56 процентов людей здесь находятся в ремиссии больше трёх лет.

Жители региона, по сообщению регионального департамента здравоохранения и соцзащиты населения, также могут обратиться в некоммерческую общественную организацию «Социальный центр» в Белгороде. Подробной информации об этой НКО в открытых источниках нет.

В регионе есть государственные программы помощи наркозависимым. Они созданы для того, чтобы выявлять людей, которые применяют медицинские препараты не по назначению, психотропные вещества и их аналоги, и помогать в их реабилитации. На реализацию программ в 2019 году выделено свыше 5,2 миллиона рублей.